Неточные совпадения
Надо сразу! Первое
дело, не давать раздумываться. А
в лодку сели, атамана выбрали, поклялись стоять всяк за свою станицу и слушаться атамана, —
дело пойдет. Ни один станичник еще своему слову не изменял.
На вечернем учении повторилось то же. Рота поняла,
в чем
дело. Велиткин пришел с ученья туча тучей, лег на нары лицом
в соломенную подушку и на ужин не ходил. Солдаты шептались, но никто ему не сказал слова.
Дело начальства наказывать, а смеяться над бедой грех — такие были старые солдатские традиции. Был у нас барабанщик, невзрачный и злополучный с виду, еврей
Шлема Финкельштейн. Его перевели к нам из пятой роты, где над ним издевались командир и фельдфебель, а здесь его приняли как товарища.
Дисциплина была железная, свободы никакой, только по воскресеньям отпускали
в город до девяти часов вечера. Опозданий не полагалось. Будние
дни были распределены по часам, ученье до упаду, и часто, чистя сапоги
в уборной еще до свету при керосиновой коптилке, вспоминал я свои нары, своего
Шлему, который, еще затемно получив от нас пятак и огромный чайник, бежал
в лавочку и трактир, покупал «на две чаю, на две сахару, на копейку кипятку», и мы наслаждались перед ученьем чаем с черным хлебом.
— Раз уж вы вмешались
в дело, сами и выпутывайтесь.
Идите с ним
в квартал… А ты осторожно неси ребенка, — приказал он сторожу.
«Слушаюсь, — отвечает рекрут, догадавшись,
в чем
дело, повертывается и
идет, а Рачковский ему вслед: — Не забудь рубль сдачи принести!»
Пошел в канцелярию, взял у Рачковского лист бумаги и на другой
день подал докладную записку об отставке Вольскому, которого я просил даже не уговаривать.
Показал мне прием, начал резать, но клейкий кубик, смассовавшийся
в цемент, плохо поддавался, приходилось сперва скоблить. Начал я.
Дело пошло сразу. Не успел Иваныч изрезать половину, как я кончил и принялся за вторую. Пот с меня лил градом. Ладонь правой руки раскраснелась, и
в ней чувствовалась острая боль — предвестник мозолей.
День был холодный, и оборванцы не
пошли на базар. Пили дома, пили до дикости. Дым коромыслом стоял: гармоника, пляска, песни, драка… Внизу
в кухне заядлые игроки дулись
в «фальку и бардадыма», гремя медяками. Иваныч, совершенно больной, лежал на своем месте. Он и жалованье не ходил получать и не ел ничего
дня четыре. Живой скелет лежал.
Вскоре Иваныча почти без чувств отвезли
в больницу. На другой
день в ту же больницу отвезли и Суслика, который как-то сразу заболел. Через несколько
дней я
пошел старика навестить, и тут вышло со мной нечто уж совсем несуразное, что перевернуло опять мою жизнь.
Дней через пять мы были во Владикавказе, где к нашей партии прибавилось еще солдат, и мы
пошли пешком форсированным маршем по Военно-Грузинской дороге. Во Владикавказе я купил великолепный дагестанский кинжал, бурку и чувяки с ноговицами,
в которых так легко и удобно было
идти, даже, пожалуй, лучше, чем
в лаптях.
Во Мцхетах мы разделились. Архальский со своими солдатами ушел на Тифлис и дальше
в Карс, а мы направились
в Кутаис, чтобы
идти на Озургеты,
в Рионский отряд. О происшествии на станции никто из солдат не знал, а что подумал комендант и прислуга об убежавших через окно, это уж их
дело. И
дело было сделано без особого шума
в какие-нибудь три минуты.
В Кутаисе мы пробыли два
дня; я
в это время снялся
в своей новой черкеске и
послал три карточки
в Россию — отцу, Гаевской и Далматову.
Я пользовался общей любовью и, конечно, никогда ни с кем не ссорился, кроме единственного случая за все время, когда одного франта резонера, пытавшегося совратить с пути молоденькую актрису, я отвел
в сторону и прочитал ему такую нотацию, с некоторым обещанием, что на другой
день он не явился
в театр,
послал отказ и уехал из Пензы.
Догадываясь,
в чем
дело, Анна Алексеевна
посылает Бурлака. Тот приезжает. Островский встречает его сухо.
Оборудовали на Страстном бульваре
в доме Редлих прекрасный зал, и
дело пошло. Лет через пять возвратили Сергею 500 рублей, а
в 1896 году я, будучи председателем совета общества, отвез ему и остальные 500 рублей, получив
в этом расписку, которая и поныне у меня.
Гимнастические классы тогда у нас были по вторникам, четвергам и субботам от восьми до десяти вечера.
В числе помощников Постникова и Тарасова был великолепный молодой гимнаст П.И. Постников, впоследствии известный хирург.
В числе учеников находились два брата Дуровы, Анатолий и Владимир. Уж отсюда они
пошли в цирк и стали входить
в славу с первых
дней появления на арене.
Четырнадцать
дней я
посылал с нарочным и по телеграфу сведения о каждом шаге работы… И все это печаталось
в «Листке», который первый поместил мою большую телеграмму о катастрофе и который
шел в это время нарасхват.
— Да, знаешь,
в день коронации и вдруг «Горькая судьбина»… Пусть она на второй, на третий
день идет. Только не
в первый.
И
в день коронации
шло у нас «Светит, да не греет», а
в слободе «Ворона
в павлиньих перьях» и «Недоросль»…
И если, «паче чаяния», в ней откроется ему внезапный золотоносный прииск, с богатыми залогами, — в женщинах не редки такие неожиданности, — тогда, конечно, он поставит здесь свой домашний жертвенник и посвятит себя развитию милого существа: она и искусство будут его кумирами. Тогда и эти эпизоды, эскизы, сцены — все
пойдет в дело. Ему не над чем будет разбрасываться, жизнь его сосредоточится и определится.
Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!..
пошел кутить: ездит на извозчике, каждый
день ты доставай
в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и
посылает на толкучий продавать новый фрак.
Столько лежит всяких
дел, относительно одной чистоты, починки, поправки… словом, наиумнейший человек пришел бы
в затруднение, но, благодарение богу, все
идет благополучно.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Слуга. Вы изволили
в первый
день спросить обед, а на другой
день только закусили семги и потом
пошли всё
в долг брать.
Что за черт!
в самом
деле! (Протирает глаза.)Целуются! Ах, батюшки, целуются! Точный жених! (Вскрикивает, подпрыгивая от радости.)Ай, Антон! Ай, Антон! Ай, городничий! Бона, как дело-то
пошло!