Неточные совпадения
Бельтов писал часто к
матери, и тут бы вы могли увидеть, что есть другая любовь, которая не так горда, не так притязательна, чтоб исключительно присвоивать себе это имя, но любовь, не охлаждающаяся ни летами, ни болезнями, которая и в старых летах дрожащими руками
открывает письмо и старыми глазами льет горькие слезы на дорогие строчки.
Дальнейшее представляло короткую поэму мучительства и смерти. Дочь из погреба молит
мать открыть дверь… — Ой, мамо, мамо! Вiдчинiть, бо вiн мене зарiже… — «Ой, доню, доню, нещасна наша доля… Як вiдчиню, то зарiже обоих…» — Ой, мамо, мамо, — молит опять дочь… — И шаг за шагом в этом диалоге у запертой двери развертывается картина зверских мучений, которая кончается последним восклицанием: — Не вiдчиняйте, мамо, бо вже менi й кишки висотав… — И тогда в темном погребе все стихает…
К ней-то и обратилась Хвостова, прося написать сыну о переводе ее первенца на службу под непосредственное начальство всемогущего графа, надеясь при дружбе с
матерью открыть, таким образом, своему Пете блестящую карьеру.
Как-то вечером Марья Корсунова постучала с улицы в окно, и, когда
мать открыла раму, она громким шепотом заговорила:
Неточные совпадения
Упала на колени я: // «
Открой мне,
Матерь Божия, // Чем Бога прогневила я?
Она всякому
открыла бы их скорее, чем
матери.
Он поднялся опять на локоть, поводил спутанною головой на обе стороны, как бы отыскивая что-то, и
открыл глаза. Тихо и вопросительно он поглядел несколько секунд на неподвижно стоявшую пред ним
мать, потом вдруг блаженно улыбнулся и, опять закрыв слипающиеся глаза, повалился, но не назад, а к ней, к ее рукам.
Видел я, как подобрали ее локоны, заложили их за уши и
открыли части лба и висков, которых я не видал еще; видел я, как укутали ее в зеленую шаль, так плотно, что виднелся только кончик ее носика; заметил, что если бы она не сделала своими розовенькими пальчиками маленького отверстия около рта, то непременно бы задохнулась, и видел, как она, спускаясь с лестницы за своею
матерью, быстро повернулась к нам, кивнула головкой и исчезла за дверью.
Почти в каждом учителе Клим
открывал несимпатичное и враждебное ему, все эти неряшливые люди в потертых мундирах смотрели на него так, как будто он был виноват в чем-то пред ними. И хотя он скоро убедился, что учителя относятся так странно не только к нему, а почти ко всем мальчикам, все-таки их гримасы напоминали ему брезгливую мину
матери, с которой она смотрела в кухне на раков, когда пьяный продавец опрокинул корзину и раки, грязненькие, суховато шурша, расползлись по полу.