Неточные совпадения
Но рядом с его светлой, веселой комнатой, обитой красными обоями с золотыми полосками, в которой не проходил дым сигар, запах жженки и других… я хотел сказать — яств и питий, но остановился, потому что из съестных припасов, кроме сыру, редко что было, — итак, рядом с ультрастуденческим приютом Огарева, где мы спорили
целые ночи напролет, а иногда
целые ночи кутили, делался у нас больше и больше
любимым другой дом, в котором мы чуть ли не впервые научились уважать семейную жизнь.
Станкевич, тоже один из праздных людей, ничего не совершивших, был первый последователь Гегеля в кругу московской молодежи. Оч изучил немецкую философию глубоко и эстетически; одаренный необыкновенными способностями, он увлек большой круг друзей в свое
любимое занятие. Круг этот чрезвычайно замечателен, из него вышла
целая фаланга ученых, литераторов и профессоров, в числе которых были Белинский, Бакунин, Грановский.
— Бог с вами, милушка! Неисправимая вы фанатичка! Ишь что выдумала. Подавать в отставку! — заворчала Нарукова, обнимая и
целуя любимую свою помощницу. — Ради какой-то негодной девчонки и в отставку… Куда как хорошо!
Несмотря на то что эту торжественную формулу он заключил новой звучной икотой, видно было, что он огорчился и весь как-то потускнел, точно по его блаженству прошлись сапожной щеткой. Я понял теперь и причину этого омраченного блаженства: оно было тем отпечатком, который накладывают на человека ласки и
поцелуи любимой женщины. Но на что злился старик?
Неточные совпадения
Возвратившись домой, Грустилов
целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему
любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.
— Я знал, я знал! — повторял он свою
любимую фразу и, схватив ее руку, которая ласкала его волосы, стал прижимать ее ладонью к своему рту и
целовать ее.
Прежде он помнил имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох был
любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым на небо в голове его привязывался
целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами глядя на цепочку часов отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
Все слилось в одну
цель. Они, впрочем, и прежде были не так уж очень глупы, хотя их была тьма тем и тысяча тысяч. Но были
любимые… Впрочем, не приводить же их здесь.
Она в первую минуту вспомнила смутно о том новом чудном мире чувств и мыслей, который открыт был ей прелестным юношей, любившим ее и
любимым ею, и потом об его непонятной жестокости и
целом ряде унижений, страданий, которые последовали за этим волшебным счастьем и вытекали из него.