— Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот, что ли, набирают — не знаю. Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена, гоним в Казань. Я их принял верст за сто; офицер, что сдавал, говорил: «Беда, да и только, треть осталась на дороге» (и
офицер показал пальцем в землю). Половина не дойдет до назначения, — прибавил он.
Неточные совпадения
При Павле какой-то гвардейский полковник в месячном рапорте
показал умершим
офицера, который отходил в больнице.
Офицер ожидал меня во всей форме, с белыми отворотами, с кивером без чехла, с лядункой через плечо, со всякими шнурками. Он сообщил мне, что архиерей разрешил священнику венчать, но велел предварительно
показать метрическое свидетельство. Я отдал
офицеру свидетельство, а сам отправился к другому молодому человеку, тоже из Московского университета. Он служил свои два губернских года, по новому положению, в канцелярии губернатора и пропадал от скуки.
Предводитель жал плечами,
показывал вид негодования, ужаса и кончил тем, что отозвался об морском
офицере как об отъявленном негодяе, «кладущем тень на благородное общество новгородского дворянства».
Этот сержант, любивший чтение, напоминает мне другого. Между Террачино и Неаполем неаполитанский карабинер четыре раза подходил к дилижансу, всякий раз требуя наши визы. Я
показал ему неаполитанскую визу; ему этого и полкарлина бьло мало, он понес пассы в канцелярию и воротился минут через двадцать с требованием, чтоб я и мой товарищ шли к бригадиру. Бригадир, старый и пьяный унтер-офицер, довольно грубо спросил...
— Простым глазом видно. Да вот! —
Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
Неточные совпадения
Милон. Я подвергал ее, как прочие. Тут храбрость была такое качество сердца, какое солдату велит иметь начальник, а
офицеру честь. Признаюсь вам искренно, что
показать прямой неустрашимости не имел я еще никакого случая, испытать же себя сердечно желаю.
— Бир, — сказал Петров,
показывая ей два пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего не понимает, корова. Черт их знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то, знаете, живут они на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры. Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
По временам из лагеря попаливали, но больше холостыми зарядами, для того, как сказывали нам английские
офицеры, чтоб
показать, что они бдят.
— Это кто? — как ужаленный, закричал
офицер, бросаясь в толпу. — Я тебе
покажу закон. Кто сказал? Ты? Ты?
Да и в самом этом первом письме «
офицера», которое
показали Митеньке, говорилось о приезде этого нового соперника весьма неопределенно: письмо было очень туманное, очень высокопарное и наполнено лишь чувствительностью.