Неточные совпадения
Гладких понял, что теперь все его слова были бы напрасны и не изменили бы рокового решения
Толстых. Он замолчал, но мысленно решил во что бы то ни стало спасти молодую
девушку от угрожавшей ей опасности.
Петр Иннокентьевич и Иннокентий Антипович, и все домашние обращались с ней, по народному выражению, как с сырым яйцом.
Толстых положительно не мог без нее существовать, а Гладких не чаял души в своей крестнице, хотя это не мешало ему с грустью вспоминать о точно в воду канувшей Марье Петровне. О ней не было в течении этих пяти лет ни слуху, ни духу. Что случилось с ней? Быть может, бедная
девушка с горя и отчаяния, под гнетом нужды и лишений, лишила себя жизни?
Иннокентий Антипович, совершенно ошеломленный этой встречей, тоже медленно возвратился в сопровождении Татьяны Петровны, как звали все не только на заимке, но и в К., молодую
девушку, считавшуюся дочерью
Толстых; многие даже и не подозревали, что она собственно Татьяна Егоровна — дочь каторжника, как назвал ее Семен Семенович
Толстых — двоюродный племянник Петра Иннокентьевича. Первая это не подозревала — она сама.
«Нет, — думал Егор Никифоров, шагая по знакомой дороге, — нет, этого не может быть… Эта прелестная
девушка не может быть дочерью Петра Иннокентьевича. Ей двадцать один год, но двадцать лет тому назад
Толстых не был женат… Нет, она не его дочь, хотя и называет его своим отцом… Ее крестный отец Иннокентий Антипович! Не ребенок ли это Марьи Петровны? Ее мать, говорит она, умерла при ее рождении, а Марья Петровна пропала около того же времени… Да, это так, это дочь Марьи Петровны!»
Чтобы объяснить такое внезапное появление Егора Никифорова перед Сабировым тотчас же после беседы последнего с Татьяной Петровной, надо заметить, что, вернувшись с каторги и поселившись в построенной им землянке близ высокого дома, «нищий Иван», под каковым прозвищем вскоре стал известен всем Егор, неотступно следил за каждым шагом молодой
девушки, чуть не ежедневно бывал на заимке
Толстых, но не подавал виду, что знает давно ее обитателей.
Работали с бешеной быстротой. Только что работница кончала одну колодку, уже на ленте подплывала к ней новая колодка. Малейшее промедление — и получался завал. Лелька стояла и смотрела. Перед нею, наклонившись,
толстая девушка с рыжими завитками на веснущатой шее обтягивала «рожицею» перед колодки. С каждым разом дивчина отставала все больше, все дальше уходила каждая колодка. Дивчина нервничала.
Неточные совпадения
Он подошел к столу, взял одну
толстую запыленную книгу, развернул ее и вынул заложенный между листами маленький портретик, акварелью, на слоновой кости. Это был портрет хозяйкиной дочери, его бывшей невесты, умершей в горячке, той самой странной
девушки, которая хотела идти в монастырь. С минуту он всматривался в это выразительное и болезненное личико, поцеловал портрет и передал Дунечке.
В первые минуты Самгину показалось, что она стала милее и что поездка за границу сделала ее еще более русской; ее светлые голубые глаза, румяные щеки,
толстая коса льняного цвета и гладко причесанная голова напоминали ему крестьянских
девушек.
Вошла тоненькая, стройная
девушка с
толстой косой, принесла стеклянный кувшин молока и быстро исчезла, — ушел и Захарий, сказав:
К рыжебородому подошел какой-то
толстый и увел за собой. Пьяный юноша исчез, к даме подошел высокий, худощавый, носатый, с бледным лицом, с пенсне, с прозрачной бородкой неопределенной окраски, он толкал в плечо румянощекую
девушку, с
толстой косой золотистых волос.
На стенах, среди темных квадратиков фотографий и гравюр, появились две мрачные репродукции: одна с картины Беклина — пузырчатые морские чудовища преследуют светловолосую, несколько лысоватую
девушку, запутавшуюся в морских волнах, окрашенных в цвет зеленого ликера; другая с картины Штука «Грех» — нагое тело дородной женщины обвивал
толстый змей, положив на плечо ее свою тупую и глупую голову.