Неточные совпадения
— Что же теперь добрые люди скажут? Вот сердечный твой сынок старший, Павлуша нелюдимый, знать, более тебе по нраву пришелся! Тебе нужды нет, что он день-деньской шатается, да с нечистыми знается. Нет же ему моего
материнского благословения! От
рук он отбился, уж и церковь Божию ни во что ставит! Али его совесть зазрит, что он туда ноги не показывает? Али его нечистые закляли? Али сила небесная не пущает недостойного в обитель свою? Намедни он… — вопила старуха.
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала головой к слабо искавшей ее
материнской руке. Губы больной что-то шептали, и она снова закрыла глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
И подарки и карточки (несколько штук их назначалось товарищам в морском корпусе) были отправлены вместе с громадным письмом в Петербург, а за два дня до ухода из Гревзенда и Володя получил толстый конверт с знакомым почерком родной
материнской руки и, полный радости и умиления, перечитывал эти строки длинного письма, которое перенесло его в маленькую квартиру на Офицерской и заставило на время жить жизнью своих близких.
Софье Аполлонов не понадобился ее Гейне, она взяла его у меня. Люба говорила, что у нее есть «Buch der Lieder» на немецком языке. Я попросил у нее книжку на лето, — очень мне нравился Гейне, и хотелось из него переводить. Люба немножко почему-то растерялась, сконфузилась принесла мне книжку. Одно стихотворение («Mir traumt', iсh bin der liebe Gott») [«Мне снится, что я бог» (нем.)] было тщательно замазано чернилами, — очевидно,
материнскою рукою. А на заглавном листе рукою Любы было написано:
Неточные совпадения
Малолетние сосут на скорую
руку материнскую грудь; престарелые произносят краткое поучение, неизменно оканчивающееся непечатным словом; шпионы спешат с рапортами.
Марья Маревна вошла в роскошную княжескую гостиную, шурша новым ситцевым платьем и держа за
руки обоих детей. Мишанка, завидев Селину Архиповну, тотчас же подбежал к ней и поцеловал ручку; но Мисанка, красный как рак, уцепился за юбку
материнского платья и с вызывающею закоснелостью оглядывал незнакомую обстановку.
Теперь из-под
рук выходили уже не трескучие мудреные «пьесы», а тихая песня, грустная украинская думка звенела и плакала в темных комнатах, размягчая
материнское сердце.
Пелагея Егоровна приходит в ужас и в каком-то бессознательном порыве кричит, схватывая дочь за
руки: «Моя дочь, не отдам! батюшка, Гордей Карпыч, не шути над
материнским сердцем! перестань… истомил всю душу».
Марья Дмитриевна пустилась в описание своих забот, стараний, своих
материнских чувств. Лаврецкий слушал ее молча и вертел в
руках шляпу. Его холодный, тяжелый взгляд смутил разболтавшуюся барыню.