Неточные совпадения
— Ума не приложу, батюшка Максим Яковлевич, что за напасть такая стряслась над
девушкой… Кажись, с месяц всего, как кровь с молоком была, красавица писаная, она и теперь краля кралей, но только все же и краски поубавились, и с тела немножко спала, а о веселье прежнем и помину нет,
сидит, в одно место смотрит, по целым часам не шелохнется, ни улыбки, не токмо смеху веселого девичьего, в светлице и не слыхать, оторопь даже берет…
— Али поработать выйди в переднюю горницу,
девушки там уже с утра за работой
сидят, да петь не смеют, так как ты не выходишь к ним…
«Ишь понесет его в какую даль… Невесть что случиться может… Кажись, надо бы ему отговориться да остаться. Семен Аникич добрый, за неволю не послал бы, другого бы выбрал. Чай, самому в Москве погулять хочется… Уж и задам же я ему холоду», — думала
девушка,
сидя и чутко прислушиваясь к малейшему шороху.
— Люблю я ее ведь больше жизни. Так люблю,
девушка, что и рассказать не могу… Опостылела мне и потеха ратная, оттого я остался в поселке сиднем
сидеть, когда товарищи ушли с ворогом биться, да и сама жизнь без нее опостылела.
Старик Строганов
сидел за столом в глубокой задумчивости. Он только что возвратился из опочивальни племянницы, около которой провел добрых полчаса.
Девушке, на его взгляд, действительно сильно недужилось. Она лежала почти без движения и говорила слабым голосом. Осунувшееся бледное лицо довершало эту печальную картину.
— Я и сам ей сказал о работе и Антиповне наказал, чтобы не давала утруждать себя… Ну-де какая ее работа, просто
сидит со своими сенными
девушками, все на народе веселее, — ответил старик Строганов.
А Ермак все не шел.
Девушки в волнении ходили по комнате, заглянули в рукодельную. Там шла обычная работа и на своем обычном месте
сидела Антиповна.
— Что-о!.. — произнесла она, как бы требуя повторения этого поразившего ее признания. Но
девушка не повторила его. Она
сидела, низко опустив голову и закрыв лицо рукавом сорочки. Крупные слезы продолжали капать на ее голубой штофный сарафан.
С радостным трепетом, уже переодевшаяся с помощью Домаши, ждала Ксения Яковлевна дорогого и желанного гостя. Во второй горнице светлицы она
сидела, окруженная своими сенными
девушками, а стоявшая рядом с ней с одной стороны Домаша, а с другой Антиповна держали первая — золотой жбан с фряжским вином, а вторая — золотой поднос с таким же кубком.
Ермак Тимофеевич с молодой женой, осыпанные при входе в хоромы после венчания, как потом и Яков с Домашей, рожью,
сидели за первым столом, а вторая пара за другим, где находились все слуги Строгановых и сенные
девушки Ксении Яковлевны.
И если бы уличить Лопухова, как практического мыслителя, в тогдашней его неосновательности «не отказываюсь», он восторжествовал бы, как теоретик, и сказал бы: «вот вам новый пример, как эгоизм управляет нашими мыслями! — ведь я должен бы был видеть, но не видел, потому что хотелось видеть не то — и нашими поступками, потому что зачем же заставил
девушку сидеть в подвале лишнюю неделю, когда следовало предвидеть и все устроить тогда же!»
Вышли четыре остзейские немки. Все толстые, полногрудые блондинки, напудренные, очень важные и почтительные. Разговор сначала не завязывался.
Девушки сидели неподвижно, точно каменные изваяния, чтобы изо всех сил притвориться приличными дамами. Даже шампанское, которое потребовал Рязанов, не улучшило настроения. Ровинская первая пришла на помощь обществу, обратившись к самой толстой, самой белокурой, похожей на булку, немке. Она спросила вежливо по-немецки:
Неточные совпадения
Когда они вошли, девочка в одной рубашечке
сидела в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила всю свою грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела
девушка русская, прислуживавшая в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между собой изъясняться.
В карете дремала в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись,
сидела молодая
девушка, держась обеими руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода.
Она послала человека и
девушку искать его и
сидела ожидая.
Он застал ее в задних комнатах. Она
сидела на сундуке и о чем-то распоряжалась с
девушкой, разбирая кучи разноцветных платьев, разложенных на спинках стульев и на полу.
Мы с Печориным
сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина,
девушка лет шестнадцати, и пропела ему… как бы сказать?.. вроде комплимента.