— Совершенно справедливо, — согласился князь Луговой. — Но я не так
выразил свою мысль. Мы явимся тихонько вечером, пройдя в маленькую садовую калитку… Не так ли, Петр Игнатьевич?
— Мне не нужно спрашивать, — сказал Сергеи Иванович, — мы видели и видим сотни и сотни людей, которые бросают всё, чтобы послужить правому делу, приходят со всех сторон России и прямо и ясно
выражают свою мысль и цель. Они приносят свои гроши или сами идут и прямо говорят зачем. Что же это значит?
Она задыхалась. Она, может быть, гораздо достойнее, искуснее и натуральнее хотела бы
выразить свою мысль, но вышло слишком поспешно и слишком обнаженно. Много было молодой невыдержки, многое отзывалось лишь вчерашним раздражением, потребностью погордиться, это она почувствовала сама. Лицо ее как-то вдруг омрачилось, выражение глаз стало нехорошо. Алеша тотчас же заметил все это, и в сердце его шевельнулось сострадание. А тут как раз подбавил и брат Иван.
На другой день, проходя мимо комнаты Дерсу, я увидел, что дверь в нее приотворена. Случилось как-то так, что я вошел тихо. Дерсу стоял у окна и что-то вполголоса говорил сам с собою. Замечено, что люди, которые подолгу живут одиноко в тайге, привыкают вслух
выражать свои мысли.
Неточные совпадения
— Каждый член общества призван делать свойственное ему дело, — сказал он. — И люди
мысли исполняют
свое дело,
выражая общественное мнение. И единодушие и полное выражение общественного мнения есть заслуга прессы и вместе с тем радостное явление. Двадцать лет тому назад мы бы молчали, а теперь слышен голос русского народа, который готов встать, как один человек, и готов жертвовать собой для угнетенных братьев; это великий шаг и задаток силы.
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные
мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно —
выражало сознание
своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
Так она говорила минуты две, три. Самгин слушал терпеливо, почти все
мысли ее были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь лишних слов, очень хотел найти их, не находил и видел, что она
своими словами формирует некоторые его
мысли. Он подумал, что сам не мог бы
выразить их так просто и веско.
Столь крутой поворот знакомых
мыслей Томилина возмущал Самгина не только тем, что так неожиданно крут, но еще и тем, что Томилин в резкой форме
выразил некоторые, еще не совсем ясные,
мысли, на которых Самгин хотел построить
свою книгу о разуме. Не первый раз случалось, что осторожные
мысли Самгина предупреждались и высказывались раньше, чем он решался сделать это. Он почувствовал себя обворованным рыжим философом.
— Недавно, беседуя с одним из таких хитрецов, я вспомнил остроумную
мысль тайного советника Филиппа Вигеля из его «Записок». Он сказал там: «Может быть, мы бы мигом прошли кровавое время беспорядков и давным-давно из хаоса образовалось бы благоустройство и порядок» — этими словами Вигель
выразил свое, несомненно искреннее, сожаление о том, что Александр Первый не расправился своевременно с декабристами.