В отряде уже знали, как отнесся генерал к раненому молодому офицеру, любимому солдатами за мягкость характера, за тихую грусть, которая была написана на юном лице и в которой чуткий русский человек угадывал душевное горе и отзывался на него душою. Такая сердечность начальника еще более прибавляла в
глазах солдат блеска и к без того светлому ореолу Суворова.
Неточные совпадения
Солдаты бережно исполнили приказание любимого начальника. Ровным шагом шли они, унося бесчувственного Лопухина. Суворов шел с ними рядом, по-прежнему двумя пальцами правой руки закрывая рану молодого офицера. Он не отводил
глаз с бледного лица несчастного раненого. Кровавая пена покрывала губы последнего.
В сущности, Василий Иванович был добрый барин, но не терпел и строго взыскивал за обман. Бывало, сойдет с крыльца и станет у притолоки, возле деревянного
солдата. На барском дворе у крыльца стоял деревянный раскрашенный
солдат с громадными усищами и выпученными
глазами. Станет Василий Иванович возле
солдата и смотрит, что делается во дворе. Глядит, идет какой дворовой, выпросил у ключника гуся или индейку.
— Да какой же он офицер будет из писарей… К
солдатам он и приступить не сумеет… В фронтовой службе аза в
глаза знать не будет… Значит, и остается ему только в деревню ехать, бабьи холсты считать…
В
глазах начальства он заслуженно стал пользоваться репутацией «исправного
солдата».
Александр Васильевич несколько времени всматривался в
солдата, затем зажмурил на мгновенье
глаза и снова открыл их.
На барина своего, отставного полковника Егора Николаевича Бахарева, он смотрел
глазами солдат прошлого времени, неизвестно за что считал его своим благодетелем и отцом-командиром, разумея, что повиноваться ему не только за страх, но и за совесть сам бог повелевает.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми
глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
Неточные совпадения
Солдат опять с прошением. // Вершками раны смерили // И оценили каждую // Чуть-чуть не в медный грош. // Так мерил пристав следственный // Побои на подравшихся // На рынке мужиках: // «Под правым
глазом ссадина // Величиной с двугривенный, // В средине лба пробоина // В целковый. Итого: // На рубль пятнадцать с деньгою // Побоев…» Приравняем ли // К побоищу базарному // Войну под Севастополем, // Где лил солдатик кровь?
Спустили с возу дедушку. //
Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На нем сюртук с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе // Лицо имел, особенно // Когда сводило старого — // Черт чертом! Рот ощерится. //
Глаза — что угольки!
На дворе, первое, что бросилось в
глаза Вронскому, были песенники в кителях, стоявшие подле боченка с водкой, и здоровая веселая фигура полкового командира, окруженного офицерами: выйдя на первую ступень балкона, он, громко перекрикивая музыку, игравшую Офенбаховскую кадриль, что-то приказывал и махал стоявшим в стороне
солдатам.
Пестрый шлагбаум принял какой-то неопределенный цвет; усы у стоявшего на часах
солдата казались на лбу и гораздо выше
глаз, а носа как будто не было вовсе.
— Да, смуглая такая, точно
солдат переряженный, но знаешь, совсем не урод. У нее такое доброе лицо и
глаза. Очень даже. Доказательство — многим нравится. Тихая такая, кроткая, безответная, согласная, на все согласная. А улыбка у ней даже очень хороша.