Неточные совпадения
Карнеев учился с ним в одной гимназии, но
был старше его года на четыре, так что в то время, когда Николай Леопольдович перешел в четвертый класс, Карнеев кончил курс первым учеником с золотой медалью и
был награжден на акте массою
книг, купленных по подписке учителями гимназии.
По выходе же из этого пансиона, княжна Маргарита Дмитриевна засела за
книги — пополнять недостатки, по ее мнению, пансионского образования, а затем укатила в Москву и Петербург, где
была на каких-то высших курсах.
Первая видимо предназначалась для кабинета и классной, так как в одном углу стоял школьный пюпитр и шкаф с
книгами, по стенам
была развешены географические карты и учебные картины, а вторая — для спальни.
Николай Леопольдович почтительно поклонился и мельком взглянул на лежащую на коленях княжны
книгу — это
была «Логика» Милля, с примечаниями Чернышевского.
На другой день после приезда, он
было засадил его утром за
книги, но в классную явился князь Александр Павлович.
В углу, между окнами, стоял косяком большой письменный стол на шкафчиках. Он
был завален
книгами и тетрадями. Посредине лежала какая-то неоконченная рукопись.
Судя по его настоящему внешнему виду, можно
было сразу догадаться, что за ним не сидели давно. Довольно густой слой пыли на
книгах и неоконченной рукописи указывал, что к ним не прикасались, по крайней мере, несколько дней.
Роскошная приемная и громадный кабинет, уставленный шкафами с законами и юридической библиотекой и столом, заваленным
книгами и бумагами, должны
были производить подавляющее впечатление на клиентов.
Он привез ему письмо от одного из знакомых Шатову профессоров медицинского факультета и
книгу, завернутую в газетную бумагу. Профессор рекомендовал ему г. Зингирева (такова
была фамилия гостя) и поручал вниманию Антона Михайловича свой недавно вышедший из печати труд по какому-то медицинскому вопросу. Гость вскоре откланялся.
По его уходе Шатов взял принесенную им
книгу и вдруг он прочел, явственно прочел в одном из столбцов газеты, в которую она
была завернута: княжна Маргарита Шестова.
Он
был холост, ненавидел женщин, и время своего довольно обширного досуга посвящал исключительно чтению
книг духовного содержания, которые читал вслух своему отцу.
Александра Яковлевна Гаринова сидела с
книгой в руках на задней террасе шестовского дома, когда до нее донесся шум подъехавшего к крыльцу экипажа, а через несколько минут вошедший на террасу лакей доложил ей о прибытии Николая Леопольдовича Гиршфельда, за которым
была послана на станцию, по его телеграмме, коляска.
Она опустила
книгу на колени и повернула к нему голову. В этом движении
было столько неподдельного достоинства, что выражение насмешки быстро исчезло с его лица и он почтительно проговорил...
При входе Гиршфельда, из-за огромного, стоящего посреди комнаты, письменного стола, поднялась высокая фигура хозяина, прервавшего, видимо, какую-то письменную работу, так как стол
был буквально завален бумагами и конторскими
книгами, а посередине лежала неоконченная рукопись.
Официально заниматься адвокатурой ему
было запрещено давно, но он не унывал, а вел себе дела под сурдинку, прикрываясь именем то того, то другого частного и даже присяжного поверенного, для которых он
был нужным человеком, изображая из себя живую, ходячую
книгу законов и кассационных решений.
Ноздрев повел их в свой кабинет, в котором, впрочем, не было заметно следов того, что бывает в кабинетах, то
есть книг или бумаги; висели только сабли и два ружья — одно в триста, а другое в восемьсот рублей.
Илья Иванович иногда возьмет и книгу в руки — ему все равно, какую-нибудь. Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно, так точно, как можно иметь картину на стене, можно и не иметь, можно пойти прогуляться, можно и не пойти: от этого ему все равно, какая бы ни
была книга; он смотрел на нее, как на вещь, назначенную для развлечения, от скуки и от нечего делать.
Неточные совпадения
Была тут также лавочка // С картинами и
книгами, // Офени запасалися // Своим товаром в ней.
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой
книгою // Стоял он перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил ты Демушку! //
Будь проклят ты… уйди!..»
Самая
книга"О водворении на земле добродетели"
была не что иное, как свод подобных афоризмов, не указывавших и даже не имевших целью указать на какие-либо практические применения.
Потом остановились на мысли, что
будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали
книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно
было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
— Вам, старички-братики, и
книги в руки! — либерально прибавил он, — какое количество по душе назначите, я наперед согласен! Потому теперь у нас время такое: всякому свое, лишь бы поронцы
были!