Неточные совпадения
Одет он было в светло-серую летнюю пару и таковую же крылатку, на голове была маленькая,
с узкими полями, шляпа из черного фетра, в правой
руке он держал изящный зонтик, а в левой — дорожный сак.
Сторож,
с чемоданом в
руках, стоял около оставшегося пассажира.
Константин Николаевич
с радостным восклицанием пожал ему
руку.
— Ваша радость, ваше сиятельство, для меня лучшая благодарность, —
с пафосом произнес он, медленно,
с чувством целуя
руку Шестовой.
Этот последний тратил на нее безумные деньги, почти весь доход
с громадных наследственных капиталов, словом, великодушно предлагал свое сердце и кошелек, но благоразумно воздерживался от предложения своей
руки, на что в начале она сильно рассчитывала.
Ломберный стол стоял в глубине террасы влево; вправо, ближе к балюстраде, было несколько железных садовых столов, стульев и кресел. На одном из них сидела
с книжкою в
руках и княжна Маргарита, положившая при появлении Гиршфельда книжку на колени и устремившая на него в упор взгляд своих больших глаз.
Следователем он служил уже давно, еще по наказу и остался вместе
с очень немногими по введении судебной реформы, которой, кстати сказать, был очень недоволен и вел постоянную войну
с прокурорским надзором, окружным судом и судебною палатою, что, впрочем, в виду того, что он был утвержденным следователем, благополучно сходило ему
с рук.
Гости, после взаимного пожатия
рук с Николаем Леопольдовичем, уселись за стол и принялись истреблять приготовленные яства.
Княгиня, только что спустившаяся сверху, где да антресолях находились ее апартаменты, пила, по обыкновению, чай в угловой голубой гостиной. Чай был сервирован роскошно: серебряный самовар, такие же поднос, чайник, сухарница, полоскательная чашка и японский сервиз красиво выделялись на белоснежной скатерти. Сама княгиня в белом, шитом утреннем платье полулежала на кушетке
с папиросой в
руке. Недопитая чашка стояла на столе.
Николай Леопольдович, в сопровождении Володи, прошел в библиотеку и, взяв последнюю книгу «Русского Вестника», проводил своего ученика, уже простившегося после чая
с матерью, до его комнаты, передал его
с рук на
руки Дементьевичу и, пожелав обоим покойной ночи, отправился к себе.
Прошло не более получаса, в коридоре послышались крадущиеся шаги, дверь отворилась и на пороге появилась
с маленьким потайным фонарем в
руках Стеша.
Зинаида Павловна, в капоте из легкой шелковой материи цвета крем, полулежала на кушетке,
с папиросой в
руках.
Он подошел к ней и
с чувством поцеловал ее
руку.
Он, конечно, не разделит даром
с ней добычу; даром не подаст ей даже
руки, чтобы вывести на настоящий путь, но он говорил ей, что красота тоже капитал.
Гостиная, убранная так же, как и зала, по-старинному, мебелью красного дерева,
с лакированными спинками и мягкими подушками, обитыми коричневым сафьяном, атласными такого же цвета гардинами на окнах, заставленных жардиньерками, полными цветов, была бы мрачна, если бы не вышитые подушки на диване, скамеечки и разбросанные там и сям на столиках и креслах белоснежные вязаные салфеточки, придававшие ей уютный и приветливый вид и указывавшие, как и чистота залы, на заботливую аккуратную женскую
руку.
— Вы Николай Леопольдович Гиршфельд, из Шестова? —
с детской простотой подошла она к гостю, только что хотевшему представиться, и протянула ему
руку.
— Очень рад познакомиться… —
с чувством пожал князь ему
руку.
Он, впрочем, у всех хорошеньких женщин пожимал
руки с чувством.
Быстро вскочила она
с кресла и, снова закрыв лицо
руками, бросилась вон из комнаты.
— Князь, я люблю вашу дочь и прошу ее
руки.
С ней я уже говорил — она согласна! — дрогнувшим от волнения голосом произнес Антон Михайлович.
— Благословить… — прошептал больной. Шатов понял и опустился на колени рядом
с Лидой. Больной сделал неимоверное усилие и положил на их головы свои
руки.
Шатов встал и поднял свою невесту, которая машинально, как бы в забытьи,
рука об
руку вышла
с ним из спальни умирающего отца.
Тут же лежало снятое им
с руки,
с помощью священника, его обручальное кольцо.
Яков отправился исполнять приказание. Княгиня
с письмом в
руках удалилась в гостиную и, как ни в чем не бывало, занялась снова пасьянсом.
Одеяло из тигрового меха,
с которым князь не расставался круглый год, было откинуто немного ниже плеч. Правая
рука выбилась и лежала полусогнутой на одеяле.
От его зоркого взгляда не ускользнуло лежавшее на столе, поверх других бумаг, письмо, начинающееся словами: «Милый, дорогой дядя»,
с какой-то припиской сверху, сделанной княжеской
рукой.
— Кем? Разъяснить это и есть задача следствия. Что смерть князя последовала от вмешательства посторонней
руки — если этого из дела ясно не видно, то это чувствуется. Согласитесь сами, человек совершенно здоровый, богатый, собирающийся ехать в гости в половине будущего сентября к брату, вдруг ни
с того, ни
с сего травится сам. В этом нет логики.
Богатый дубовый гроб все довольно далекое расстояние от княжеского дома до собора, где происходило отпевание, несли на
руках представители высшего т-ского общества,
с губернатором во главе.
С колокольни небольшой, но прекрасно отделанной иждивением покойного князя Александра Павловича, церкви села Шестова несся заунывный похоронный звон. По прибытии городского духовенства, в княжеском доме была отслужена панихида, и гроб на
руках был вынесен из дома.
Княжна Маргарита не договаривалась о вознаграждении со своим поверенным. Отдав ему всецело самою себя, она также отдала в безотчетное распоряжение и доставшееся ей состояние, тем более, что считала его ничтожным волоском того золотого руна, на поиски которого она пошла
с ним
рука об
руку.
Он стоял за судейскими креслами,
с завернутым, по обыкновению, бортом фрака, где был пристегнут значок, в своей обычной ленивой позе, опершись левой
рукой на один из столиков, поставленных в амбразурах окон для корреспондентов русских и заграничных газет, и разговаривал
с редактором одного в то время сильно распространенного органа мелкой петербургской прессы.
Наконец, желанный день настал.
С телеграммой в
руке, полученной ночью, не вошел, а вбежал рано утром Шатов в спальню Ивана Павловича.
— Друг моего жениха будет и моим другом, я там много слышала от него о вас, что заранее вас полюбила! —
с чувством пожала молодая девушка
руку представленного ей Карнеева.
Великолепная пара серых в яблоках рысаков, запряженных в роскошные американские сани,
с медвежьей полостью, еще стояла у подъезда дома, где жили Шестовы. Зазябшие лошади нетерпеливо били копытами мерзлый снег мостовой. Видный кучер, сидя на козлах, зорко следил за ними, крепко держа в
руках вожжи. Это были лошади Гиршфельда.
Иван Павлович схватил его за
руку и крепко
с благодарностью пожал ее.
— Помилуйте-с, ваше сиятельство, как недовольна, я много довольна вашим сиятельством. Жила у вас как у Христа за пазухой. Лучшего места по всей, кажись, России не найдешь! — бросилась Стеша целовать у нее
руки.
Она быстро отстранилась. Он так и остался
с протянутой
рукой.
Одни адвокаты потирали
руки, в предвкушении лакомых кусков — гонорара, имеющего быть полученным
с «излюбленных граждан» Москвы, долженствующих скоро волею судеб переместиться
с различных мягких кресел почетных должностей на жестокую скамью подсудимых. Кому придется урвать кусочек от этого роскошного пирога? Вот вопрос!
— Несчастный, что ты делаешь? — вскрикнула она, бросилась к нему и
с силою выхватила из его
рук револьвер.
В красных, грубых
руках с короткими пальцами он держал мягкую войлочную шляпу.
— По рукам-с! — протянул он ему свою красную
руку. Тот ударил по ней своею.
Наконец, портьера зашевелилась, поднялась и на пороге двери кабинета появился Вознесенский.
С любезной, но холодной улыбкой на губах он сделал несколько шагов к Гиршфельду, смотря на него вопросительно-недоумевающим взглядом своих выразительных глаз и подал ему
руку.
Он подал ей маленький синий пузырек. Она взяла его.
Руки ее тряслись. Она видимо боролась
с волнением.
Он ушел. Она осталась одна. Бледная, изнеможденная,
с горящими, как у кошки, глазами,
с высохшими губами, она скорее упала, чем уселась на скамейку. Долго, очень долго она сидела без движения, без мыслей. Глаза ее мало-помалу теряли свой блеск;
руки опустились; головка ее медленно наклонялась все ниже и ниже.
Да, г. Гиршфельд,
рука об
руку мы творили наши преступления, за то и на каторгу мы пойдем
с вами
рука об
руку…
В опекунские дела княгини я и не вмешивался, она вела их сама, и лишь по ее широкой жизни в Москве, по безумным тратам я стал догадываться, что дело
с опекой не ладно, и поспешил отказаться от доверенности и сдать находившиеся у меня на
руках суммы, в чем и имею собственноручную расписку княгини.
При сравнительном свете на пристани Шатов и Китманов могли различить бегущие фигуры арестантов в их однообразных костюмах — серых халатах и таких же шапках без козырька, иные
с котомками за плечами, иные
с узлами в
руках и почти все
с купленною на берегу незатейливою провизиею.
Он привел его в женскую камеру и, растолкав столпившихся у одной из нар арестанток, указал ему на лежавшую на нарах княжну Маргариту. Она лежала навзничь,
с закрытыми глазами, приложив обе
руки к груди, и стонала. Увидав ее, Антон Михайлович остолбенел и машинально взял за
руку. Она открыла глаза и узнала его.
При появлении каждой посторонней ливреи, бравый швейцар вставал со своего кресла, произносил лаконичное: «не принимают», и
с достоинством брал из
рук возвратившегося к нему лакея визитную карточку.
Зоя Александровна встала, подошла к письменному столу
с дорогим письменным прибором, бюваром и всевозможными артистически сделанными безделушками, оперлась правою
рукою на край стола, левую поднесла ко лбу и как бы застыла в этой задумчивой позе.