Неточные совпадения
Прадед
графа Аракчеева, Степан, умер капитаном, служа в армейских полках; дед, Андрей, был убит в турецком походе Миниха, армейским поручиком, а
отец его, тоже Андрей, служил в гвардии, в Преображенском полку, и воспользовавшись милостивым манифестом 18 февраля 1762 года, по которому на волю дворян представлялось служить или не служить, вышел в отставку в чине поручика и удалился в свое небольшое поместье в 20 душ крестьян, которые при разделах пришлись в его долю из жалованного предку наследия, в тогдашнем Вышневолоцком уезде Тверской губернии.
Мать учила сына молитвам, всегда водила его с собою в церковь, не пропускала ни обедни, ни вечерни и постоянно внушала ему бережливость одежды и обуви. Только
отец, глава семейства, не подчинялся общему настроению всего домашнего быта — обращаться в постоянной деятельности, выражаясь словами самого
графа Аракчеева.
— Из меня хотели сделать подьячего, то есть доставить мне средства снискивать пропитание пером и крючками, — говаривал впоследствии
граф Аракчеев, — не имел я понятия ни о какой службе, а потому
отцу и не прекословил.
Граф вообще любил вспоминать годы своего детства. Малые успехи Алексея в каллиграфии смущали
отца.
Тому, что Наталья Федоровна не знала о существовании знаменитой фаворитки своего мужа, о чем знала и говорила вся тогдашняя Россия и даже Европа, она была обязана замкнутости своей девичьей жизни;
отец и мать не решились посвятить ее в это, даже когда она сделалась невестою
графа, причем первый ограничился, как мы видели, коротким объяснением с Алексеем Андреевичем, две горничные Натальи Федоровны, перешедшие с нею в дом
графа, также находились относительно Минкиной в полной неизвестности.
Наталье Федоровне все это было безразлично. Потрясенная до глубины души смертью
отца, для нее почти неожиданной, хотя за несколько дней доктора очень прозрачно намекнули на бессилие науки и близость роковой развязки, она не обратила внимание на такое поспешное удаление ее горничной из Грузина, что, впрочем, объяснилось и тем, что до 1 октября — срок, назначенный самим
графом для переезда в город, — было недалеко.
Отсутствие
графа даже радовало ее, образовавшаяся между ними за последнее время с той роковой ночи, когда она выслушала исповедь Настасьи, по день похорон ее
отца, когда она впервые после долгой разлуки увидала Николая Павловича Зарудина, пропасть делала постоянное общение с ним почти невыносимым.
Его учили и молитвам, только не для того, чтобы молиться Богу, а для того, чтобы он твердо и бойко мог прочесть их, когда графу-отцу вздумается спросить его.
Делать было нечего и Шумский решил обратиться за разъяснением мучившего его рокового вопроса к тем, которых считал своими
отцом и матерью, к
графу Аракчееву и Настасье Федоровне.
«Восемнадцать лет — это целая жизнь! — проносилось в ее уме. — Да, несомненно, для нее это более, чем жизнь, это медленная смерть… Ее жизнь…» — Наталья Федоровна горько улыбнулась. Эта жизнь окончилась в тот день, когда она в кабинете своего покойного
отца дала слово
графу Алексею Андреевичу Аракчееву быть его женой, момент, который ей пришел на память, когда она поняла внутренний смысл бессвязного бреда больного Хрущева.
По окончательном удалении от государственных дел,
граф Алексей Андреевич сам занялся ее образованием, но успел лишь выучить ее русской грамоте и начальной арифметике. Законом Божьим занимался с ней грузинский священник,
отец Иван.
Это не была, таким образом, привязанность
отца, не была и ревность любовника, каким не мог быть для свежей молодой девушки одряхлевший от болезни и ударов судьбы Алексей Андреевич, но все же в этой привязанности было какое-то плотское чувство, которое остается всегда в натуре устаревших «женолюбцев», каким всю жизнь был
граф Аракчеев.
Кружок
графа состоял из немногих лиц: священник
отец Иван, Федор Карлович фон Фрикен, продолжавший и после падения
графа сохранять к нему чисто сердечную привязанность, домашний врач
графа Семен Павлович Орлицкий, и два-три офицера из тех, которые, зная слабость Алексея Андреевича, даже беглым взглядом не обращали внимания на Татьяну Борисовну.
Обеды эти были прекрасны —
граф любил поесть хорошо, и особенно любил угостить — черта гостеприимства, унаследованная им от
отца.
Граф через Федора Карловича фон Фрикена предложил врачу новгородоского госпиталя, Ивану Ивановичу Азиатову, которого
граф Алексей Андреевич знал ранее и часто у него пользовался, и даже был крестным
отцом его сына, занять место Орлицкого, но тот уклонился и просил поблагодарить
графа за оказанную честь.
В понедельник на страстной неделе больному сделалось хуже, и во вторник он послал в Старую Руссу за генералом фон Фрикеном и за Алексеем Платоновичем Бровцыным, к которому был очень расположен по дружбе его с
отцом — однокашником
графа.
Неточные совпадения
Отец мой, Андрей Петрович Гринев, в молодости своей служил при
графе Минихе [Миних Б. Х. (1683–1767) — военачальник и политический деятель, командовал русскими войсками в войне с Турцией в 1735–1739 годах.] и вышел в отставку премьер-майором [Премьер-майор — старинный офицерский чин (приблизительно соответствует должности командира батальона).] в 17… году.
Как ни привольно было нам в Москве, но приходилось перебираться в Петербург.
Отец мой требовал этого;
граф Строганов — министр внутренних дел — велел меня зачислить по канцелярии министерства, и мы отправились туда в конце лета 1840 года.
Граф спросил письмо,
отец мой сказал о своем честном слове лично доставить его;
граф обещал спросить у государя и на другой день письменно сообщил, что государь поручил ему взять письмо для немедленного доставления.
Отец мой строго взглянул на меня и замял разговор.
Граф геройски поправил дело, он сказал, обращаясь к моему
отцу, что «ему нравятся такие патриотические чувства».
Отцу моему они не понравились, и он мне задал после его отъезда страшную гонку. «Вот что значит говорить очертя голову обо всем, чего ты не понимаешь и не можешь понять;
граф из верности своему королю служил нашему императору». Действительно, я этого не понимал.
Первые два раза
граф держался величаво, но осторожно, и
отец только холодно и формально отстранял его подходы.