Неточные совпадения
Помню, что, когда я уже забывался, позвонили: почтальон принес письмо от кузины Сони. Она радовалась тому, что я задумал большую и трудную работу, и жалела, что так трудно найти натурщицу. «Не пригожусь ли я, когда
кончу институт? Подожди полгода, Андрей, — писала она, — я приеду к тебе
в Петербург, и ты можешь писать с меня хоть десять Шарлотт Корде… если только во мне есть хоть капля сходства с тою, которая, как ты пишешь, теперь владеет твоею душой».
— Мошенников или убийц? — спросил он меня, не дав
кончить. — Я
в Лафатера не верю… Ну, что вы? По лицу вижу, что плохо. Не выходит?
— Вы слышали? Вы слушали? Я думал, что меня никто не слышит. Да, я иногда играл… Теперь не могу… Теперь здесь; на Масленой, на Пасхе — день
в балаганах, вечер здесь… (Он помолчал.) У меня четыре сына и одна дочь, — промолвил он тихо. — И один мальчик
в этом году
кончает Annen-Schule и поступает
в университет… Я не могу играть элегии Эрнста.
— Не стоит теперь, Сергей Васильевич. Вот погодите, скоро
кончу ее
в исправленном и настоящем виде. Может быть, вам неприятно, что я поступил против вашего желания, но вы не поверите, как я рад, что
кончу, что это так случилось. Лучше Надежды Николаевны я и ожидать для себя ничего не мог.
Неточные совпадения
— У Клима речь короткая // И ясная, как вывеска, // Зовущая
в кабак, — // Сказал шутливо староста. — // Начнет Климаха бабою, // А
кончит — кабаком! —
Все
в ней было полно какого-то скромного и
в то же время не безрасчетного изящества, начиная от духов violettes de Parmes, [Пармские фиалки (франц.).] которым опрыскан был ее платок, и
кончая щегольскою перчаткой, обтягивавшей ее маленькую, аристократическую ручку.
В другой раз он начал с того, что убеждал обывателей уверовать
в богиню Разума, и
кончил тем, что просил признать непогрешимость папы.
Вообще видно, что Бородавкин был утопист и что если б он пожил подольше, то наверное
кончил бы тем, что или был бы сослан за вольномыслие
в Сибирь, или выстроил бы
в Глупове фаланстер.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и
кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего
в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал: