Неточные совпадения
Однажды к нам
в госпиталь приехал начальник нашей дивизии. Он осмотрел
палаты, потом
пошел пить чай к главному врачу.
Другой раз, тоже
в палате хроников, Трепов увидел солдата с хроническою экземою лица. Вид у больного был пугающий: красное, раздувшееся лицо с шелушащеюся, покрытою желтоватыми корками кожею. Генерал пришел
в негодование и гневно спросил главного врача, почему такой больной не изолирован. Главный врач почтительно объяснил, что эта болезнь незаразная. Генерал замолчал,
пошел дальше. Уезжая, он поблагодарил главного врача за порядок
в госпитале.
Пошел я
в палату. Раненые оживленно говорили и расспрашивали о предсказании кромца. Быстрее света, ворвавшегося
в тьму, предсказание распространилось по всей нашей армии.
В окопах,
в землянках, на биваках у костров, — везде солдаты с радостными лицами говорили о возвещенной близости замирения. Начальство всполошилось. Прошел слух, что тех, кто станет разговаривать о мире, будут вешать.
Земский отряд получил от начальника санитарной части телеграмму: по приказанию главнокомандующего, всем учреждениям земским и Красного Креста, не имеющим собственных перевозочных средств, немедленно свернуться,
идти в Мукден, а оттуда по железной дороге уезжать на север. Но
палаты земского отряда, как и наших госпиталей, были полны ранеными. Земцы прочли телеграмму, посмеялись — и остались.
В палатах укладывали раненых, кормили ужином и поили чаем. Они не спали трое суток, почти не ели и даже не пили, — некогда было, и негде было взять воды. И теперь их мягко охватывало покоем, тишиною, сознанием безопасности.
В фанзе было тепло, уютно от ярких ламп. Пили чай,
шли оживленные разговоры и рассказы.
В чистом белье, раздетые, солдаты укладывались спать и с наслаждением завертывались
в одеяла.
Он предоставил жене получать за него жалованье в палате и содержать себя и двоих детей, как она знает, а сам из палаты прямо шел куда-нибудь обедать и оставался там до ночи или на ночь, и на другой день, как ни в чем не бывало,
шел в палату и скрипел пером, трезвый, до трех часов. И так проживал свою жизнь по людям.
— Разве вот что; поговорить мне с товарищами, да и в губернию отписать? Неравно дело
пойдет в палату, там у меня есть приятели, все сделают; ну, только это люди другого сорта, тут тремя лобанчиками не отделаешься.
Неточные совпадения
Уж сумма вся исполнилась, // А щедрота народная // Росла: — Бери, Ермил Ильич, // Отдашь, не пропадет! — // Ермил народу кланялся // На все четыре стороны, //
В палату шел со шляпою, // Зажавши
в ней казну. // Сдивилися подьячие, // Позеленел Алтынников, // Как он сполна всю тысячу // Им выложил на стол!.. // Не волчий зуб, так лисий хвост, — //
Пошли юлить подьячие, // С покупкой поздравлять! // Да не таков Ермил Ильич, // Не молвил слова лишнего. // Копейки не дал им!
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова
в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «
Пойдем, брат,
в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя
палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его:
шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною
палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре — и
в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и
в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком.
Шла уже вторая неделя после святой; стояли теплые, ясные, весенние дни;
в арестантской
палате отворили окна (решетчатые, под которыми ходил часовой).
Завтрак и совещание кончились
в три часа,
в палату идти было поздно, а завтра оказалась суббота — присутствия нет, пришлось отложить до понедельника.