Неточные совпадения
С новым и странным чувством я приглядывался к окружавшим меня людям, и меня
все больше поражало, как мало среди них здоровых; почти каждый чем-нибудь да был болен. Мир начинал казаться мне одною громадною, сплошною больницею. Да, это становилось
все несомненнее: нормальный человек — это человек больной; здоровый представляет собою
лишь счастливое уродство, резкое уклонение от нормы.
Я следил за профессором, затаивая усмешку: сколько трудов кладет он на исследование, и
все это
лишь для того, чтобы в конце концов сказать нам, что больной безнадежен и что вылечить его мы не в состоянии!
Мне казалось, что я теперь понял
всю суть медицины, понял, что в ее владении находятся два-три действительных средства, а
все остальное —
лишь «латинская кухня», «ut aliquid fiat»; что со своими жалкими и несовершенными средствами диагностики она блуждает в темноте и только притворяется, будто что-нибудь знает.
Разговаривая о медицине с немедиками, я многозначительно улыбался и говорил, что, сознаваясь откровенно, «
вся наша медицина» — одно
лишь шарлатанство.
Он шел к ним медленно и осторожно, как слепой, идущий по обрывистой горной тропинке, ни одного самого мелкого признака он не оставил без строгого и внимательного обсуждения; чтоб объяснить какой-нибудь ничтожный симптом, на который я и внимания-то не обратил, он ставил вверх дном
весь огромный арсенал анатомии, физиологии и патологии; он сам шел навстречу
всем противоречиям и неясностям и отходил от них,
лишь добившись полного их объяснения…
Конечно, многое, еще очень многое не достигнуто, но
все это
лишь вопрос времени, и нам трудно себе даже представить, как далеко пойдет наука.
Правила, подобные указанному, усваиваются
лишь одним путем, — когда не теория, а собственный опыт заставит почувствовать и сознать
всю их практическую важность.
То, о чем другие решались сообщать
лишь в частных письмах, «entre nous», — Пирогов, ко всеобщему смущению и соблазну, оповестил на
весь мир.
Все 28 человек, у которых было сделано
лишь частичное вырезывание щитовидной железы, были найдены совершенно здоровыми; из восемнадцати же человек, у которых была вырезана
вся железа, здоровыми оказались только двое; остальные представляли своеобразный комплекс симптомов, который Кохер характеризует следующим образом: «задержание роста, большая голова, шишковатый нос, толстые губы, неуклюжее тело, неповоротливость мысли и языка при сильной мускулатуре, —
все это с несомненностью указывает на близкое родство описываемого страдания с идиотизмом и кретинизмом».
Применяя новое средство, врач может заранее
лишь с большею или меньшею вероятностью предвидеть, как это средство будет действовать; может быть, оно окажется полезным; но если оно и ничего не принесет, кроме вреда, то
все же дивиться будет нечему: игра идет втемную, и нужно быть готовым на
все неожиданности.
Пока я ставлю это правилом
лишь для самого себя, я нахожу его хорошим и единственно возможным; но когда я представляю себе, что правилу этому станут следовать
все, я вижу, что такой образ действий ведет не только к гибели медицины, но и к полнейшей бессмыслице.
Я
все время хочу
лишь одного: не вредить больному, который обращается ко мне за помощью; правило это, казалось бы, настолько элементарно и обязательно, что против него нельзя и спорить; между тем соблюдение его систематически обрекает меня во
всем на полную неумелость и полный застой.
Первое время такие неожиданные отзывы прямо ошеломляли меня: да чему же, наконец, верить! И я
все больше убеждался, что верить я не должен ничему и ничего не должен принимать как ученик;
все заподозрить,
все отвергнуть, — и затем принять обратно
лишь то, в действительности чего убедился собственным опытом. Но в таком случае, для чего же
весь многовековой опыт врачебной науки, какая ему цена?
Медицина есть наука о лечении людей. Так оно выходило по книгам, так выходило и по тому, что мы видели в университетских клиниках. Но в жизни оказывалось, что медицина есть наука о лечении одних
лишь богатых и свободных людей. По отношению ко
всем остальным она являлась
лишь теоретическою наукою о том, как можно было бы вылечить их, если бы они были богаты и свободны; а то, что за отсутствием последнего приходилось им предлагать на деле, было не чем иным, как самым бесстыдным поруганием медицины.
Между тем даже пыльную петербургскую улицу он видит
лишь тогда, когда хозяин посылает его с товаром к заказчику; даже по праздникам он не может размяться, потому что хозяин, чтобы мальчики не баловались, запирает их на
весь день в мастерской…
«Медицина, конечно, помогает неделимому, но она помогает ему
лишь насчет вида…» Природа расточительна и неаккуратна; она выбрасывает на свет много существ и не слишком заботится о совершенстве каждого из них; отбирать и уничтожать
все неудавшееся она предоставляет беспощадной жизни.
Но медицина услужливо подставляет близорукому глазу очки, и, таким образом, негодный для новых условий глаз чисто внешними средствами делает годным, число близоруких увеличивается с каждым десятилетием, и остается
лишь утешаться мыслью, что стекла, слава богу, хватит на очки для
всех.
Недавно в одной статье о задачах медицины в будущем я встретил следующие рассуждения: «Оградить организм от той разнообразной массы ядов, которые беспрерывно в него вносятся микробами, можно бы
лишь тогда, когда бы был открыт один общий антитоксин для ядов, выделяемых
всеми видами микробов.
Та же культура в самом своем развитии несет залог того, что ее удобства, доступные теперь
лишь счастливцам, в недалеком будущем станут достоянием
всех.
Все дело
лишь в одном: принимая выгоды культуры, нельзя разрывать самой тесной связи с природой; развивая в своем организме новые положительные свойства, даваемые нам условиями культурного существования, необходимо в то же время сохранить наши старые положительные свойства; они добыты слишком тяжелою ценою, а утерять их слишком легко.
Лишь широкая и разносторонняя жизнь тела во
всем разнообразии его отправлений, во
всем разнообразии восприятий, доставляемых им мозгу, сможет дать широкую и энергичную жизнь и самому мозгу.
Если бы считалось стыдным обнажать исключительно
лишь мизинец руки, то обнажение именно этого мизинца и действовало бы сильнее
всего на лиц другого пола.