Неточные совпадения
Теперь же скажу об этом «помещике» (как его у нас называли, хотя он
всю жизнь совсем почти не жил в своем поместье)
лишь то, что это был странный тип, довольно часто, однако, встречающийся, именно тип человека не только дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового, — но из таких, однако, бестолковых, которые умеют отлично обделывать свои имущественные делишки, и только, кажется, одни эти.
В конце концов некоторые догадливые люди решили, что
вся статья есть
лишь дерзкий фарс и насмешка.
Лишь один только младший сын, Алексей Федорович, уже с год пред тем как проживал у нас и попал к нам, таким образом, раньше
всех братьев.
И поразила-то его эта дорога
лишь потому, что на ней он встретил тогда необыкновенное, по его мнению, существо — нашего знаменитого монастырского старца Зосиму, к которому привязался
всею горячею первою любовью своего неутолимого сердца.
Такие воспоминания могут запоминаться (и это
всем известно) даже и из более раннего возраста, даже с двухлетнего, но
лишь выступая
всю жизнь как бы светлыми точками из мрака, как бы вырванным уголком из огромной картины, которая
вся погасла и исчезла, кроме этого только уголочка.
Была в нем одна
лишь черта, которая во
всех классах гимназии, начиная с низшего и даже до высших, возбуждала в его товарищах постоянное желание подтрунить над ним, но не из злобной насмешки, а потому, что это было им весело.
Вероятнее
всего, что нет, а уверовал он
лишь единственно потому, что желал уверовать и, может быть, уже веровал вполне, в тайнике существа своего, даже еще тогда, когда произносил: «Не поверю, пока не увижу».
Алеша избрал
лишь противоположную
всем дорогу, но с тою же жаждой скорого подвига.
Алеша и сказал себе: «Не могу я отдать вместо „
всего“ два рубля, а вместо „иди за мной“ ходить
лишь к обедне».
Задумчивый он приехал к нам тогда, может быть, только
лишь посмотреть:
всё ли тут или и тут только два рубля, и — в монастыре встретил этого старца…
И во-первых, люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим русским монастырям, весьма
лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на
всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет.
Конечно,
все это
лишь древняя легенда, но вот и недавняя быль: один из наших современных иноков спасался на Афоне, и вдруг старец его повелел ему оставить Афон, который он излюбил как святыню, как тихое пристанище, до глубины души своей, и идти сначала в Иерусалим на поклонение святым местам, а потом обратно в Россию, на север, в Сибирь: «Там тебе место, а не здесь».
Пораженный и убитый горем монах явился в Константинополь ко вселенскому патриарху и молил разрешить его послушание, и вот вселенский владыко ответил ему, что не только он, патриарх вселенский, не может разрешить его, но и на
всей земле нет, да и не может быть такой власти, которая бы могла разрешить его от послушания, раз уже наложенного старцем, кроме
лишь власти самого того старца, который наложил его.
«О, черт их
всех дери, веками
лишь выработанная наружность, а в сущности шарлатанство и вздор!» — пронеслось у него в голове.
Многие из «высших» даже лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со
всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность,
все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во
все время свидания, тем более что здесь денег не полагалось, а была
лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
— Убедительно и вас прошу не беспокоиться и не стесняться, — внушительно проговорил ему старец… — Не стесняйтесь, будьте совершенно как дома. А главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего
лишь все и выходит.
Вы меня сейчас замечанием вашим: «Не стыдиться столь самого себя, потому что от сего
лишь все и выходит», — вы меня замечанием этим как бы насквозь прочкнули и внутри прочли.
— Простите, господа, что оставляю вас пока на несколько
лишь минут, — проговорил он, обращаясь ко
всем посетителям, — но меня ждут еще раньше вашего прибывшие. А вы все-таки не лгите, — прибавил он, обратившись к Федору Павловичу с веселым лицом.
Та, едва
лишь завидела старца, вдруг начала, как-то нелепо взвизгивая, икать и
вся затряслась, как в родимце.
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль не у Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я только взглянула на него
лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не подошла бы к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик,
всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
Если же вы и со мной теперь говорили столь искренно для того, чтобы, как теперь от меня,
лишь похвалу получить за вашу правдивость, то, конечно, ни до чего не дойдете в подвигах деятельной любви; так
все и останется
лишь в мечтах ваших, и
вся жизнь мелькнет как призрак.
Ввязывался, и по-видимому очень горячо, в разговор и Миусов, но ему опять не везло; он был видимо на втором плане, и ему даже мало отвечали, так что это новое обстоятельство
лишь усилило
все накоплявшуюся его раздражительность.
Я же возразил ему, что, напротив, церковь должна заключать сама в себе
все государство, а не занимать в нем
лишь некоторый угол, и что если теперь это почему-нибудь невозможно, то в сущности вещей несомненно должно быть поставлено прямою и главнейшею целью
всего дальнейшего развития христианского общества.
—
Вся мысль моей статьи в том, что в древние времена, первых трех веков христианства, христианство на земле являлось
лишь церковью и было
лишь церковь.
Христова же церковь, вступив в государство, без сомнения не могла уступить ничего из своих основ, от того камня, на котором стояла она, и могла
лишь преследовать не иначе как свои цели, раз твердо поставленные и указанные ей самим Господом, между прочим: обратить
весь мир, а стало быть, и
все древнее языческое государство в церковь.
Все же это ничем не унизит его, не отнимет ни чести, ни славы его как великого государства, ни славы властителей его, а
лишь поставит его с ложной, еще языческой и ошибочной дороги на правильную и истинную дорогу, единственно ведущую к вечным целям.
— Да ведь по-настоящему то же самое и теперь, — заговорил вдруг старец, и
все разом к нему обратились, — ведь если бы теперь не было Христовой церкви, то не было бы преступнику никакого и удержу в злодействе и даже кары за него потом, то есть кары настоящей, не механической, как они сказали сейчас, и которая
лишь раздражает в большинстве случаев сердце, а настоящей кары, единственной действительной, единственной устрашающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести.
Таким образом,
все происходит без малейшего сожаления церковного, ибо во многих случаях там церквей уже и нет вовсе, а остались
лишь церковники и великолепные здания церквей, сами же церкви давно уже стремятся там к переходу из низшего вида, как церковь, в высший вид, как государство, чтобы в нем совершенно исчезнуть.
Справедливо и то, что было здесь сейчас сказано, что если бы действительно наступил суд церкви, и во
всей своей силе, то есть если бы
все общество обратилось
лишь в церковь, то не только суд церкви повлиял бы на исправление преступника так, как никогда не влияет ныне, но, может быть, и вправду самые преступления уменьшились бы в невероятную долю.
Правда, — усмехнулся старец, — теперь общество христианское пока еще само не готово и стоит
лишь на семи праведниках; но так как они не оскудевают, то и пребывает
все же незыблемо, в ожидании своего полного преображения из общества как союза почти еще языческого во единую вселенскую и владычествующую церковь.
— Совершенно обратно изволите понимать! — строго проговорил отец Паисий, — не церковь обращается в государство, поймите это. То Рим и его мечта. То третье диаволово искушение! А, напротив, государство обращается в церковь, восходит до церкви и становится церковью на
всей земле, что совершенно уже противоположно и ультрамонтанству, и Риму, и вашему толкованию, и есть
лишь великое предназначение православия на земле. От Востока звезда сия воссияет.
Опуская главную суть разговора, приведу
лишь одно любопытнейшее замечание, которое у этого господчика вдруг вырвалось: «Мы, — сказал он, — собственно этих
всех социалистов — анархистов, безбожников и революционеров — не очень-то и опасаемся; мы за ними следим, и ходы их нам известны.
И однако,
все шли. Монашек молчал и слушал. Дорогой через песок он только раз
лишь заметил, что отец игумен давно уже ожидают и что более получаса опоздали. Ему не ответили. Миусов с ненавистью посмотрел на Ивана Федоровича.
Но в момент нашего рассказа в доме жил
лишь Федор Павлович с Иваном Федоровичем, а в людском флигеле
всего только три человека прислуги: старик Григорий, старуха Марфа, его жена, и слуга Смердяков, еще молодой человек.
Все это было для старого потаскуна и бессемейника совершенным сюрпризом, совсем для него, любившего доселе одну
лишь «скверну», неожиданным.
Утверждали и у нас иные из господ, что
все это она делает
лишь из гордости, но как-то это не вязалось: она и говорить-то ни слова не умела и изредка только шевелила что-то языком и мычала — какая уж тут гордость.
Сад был величиной с десятину или немногим более, но обсажен деревьями
лишь кругом, вдоль по
всем четырем заборам, — яблонями, кленом, липой, березой.
Не пьянствую я, а
лишь «лакомствую», как говорит твой свинья Ракитин, который будет статским советником и
все будет говорить «лакомствую». Садись. Я бы взял тебя, Алешка, и прижал к груди, да так, чтобы раздавить, ибо на
всем свете… по-настоящему… по-на-сто-яще-му… (вникни! вникни!) люблю только одного тебя!
Слушай: если два существа вдруг отрываются от
всего земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из них, и пред тем, улетая или погибая, приходит к другому и говорит: сделай мне то и то, такое, о чем никогда никого не просят, но о чем можно просить
лишь на смертном одре, — то неужели же тот не исполнит… если друг, если брат?
— Женихом я стал не сейчас, а
всего три месяца
лишь спустя после тогдашнего-то.
Федор Павлович громко хохотал и смеялся; Алеша еще из сеней услышал его визгливый, столь знакомый ему прежде смех и тотчас же заключил, по звукам смеха, что отец еще далеко не пьян, а пока
лишь всего благодушествует.
— Червонца стоит твое слово, ослица, и пришлю тебе его сегодня же, но в остальном ты все-таки врешь, врешь и врешь; знай, дурак, что здесь мы
все от легкомыслия
лишь не веруем, потому что нам некогда: во-первых, дела одолели, а во-вторых, времени Бог мало дал,
всего во дню определил только двадцать четыре часа, так что некогда и выспаться, не только покаяться.
Изо
всей прежней «гордости и надменности», столь поразивших тогда Алешу, замечалась теперь
лишь одна смелая, благородная энергия и какая-то ясная, могучая вера в себя.
В горячей молитве своей он не просил Бога разъяснить ему смущение его, а
лишь жаждал радостного умиления, прежнего умиления, всегда посещавшего его душу после хвалы и славы Богу, в которых и состояла обыкновенно
вся на сон грядущий молитва его.
Говорил он о многом, казалось, хотел бы
все сказать,
все высказать еще раз, пред смертною минутой, изо
всего недосказанного в жизни, и не поучения
лишь одного ради, а как бы жаждая поделиться радостью и восторгом своим со
всеми и
вся, излиться еще раз в жизни сердцем своим…
Когда же познает, что не только он хуже
всех мирских, но и пред
всеми людьми за
всех и за
вся виноват, за
все грехи людские, мировые и единоличные, то тогда
лишь цель нашего единения достигнется.
Ибо иноки не иные суть человеки, а
лишь только такие, какими и
всем на земле людям быть надлежало бы.
Но что сие сравнительно с вами, великий отче, — ободрившись, прибавил монашек, — ибо и круглый год, даже и во Святую Пасху,
лишь хлебом с водою питаетесь, и что у нас хлеба на два дня, то у вас на
всю седмицу идет.
Как только он прошел площадь и свернул в переулок, чтобы выйти в Михайловскую улицу, параллельную Большой, но отделявшуюся от нее
лишь канавкой (
весь город наш пронизан канавками), он увидел внизу пред мостиком маленькую кучку школьников,
всё малолетних деток, от девяти до двенадцати лет, не больше.
Кроме
всего этого, Алеша несомненно верил до самого вчерашнего вечера, что Катерина Ивановна сама до страсти и упорно любит брата его Дмитрия, — но
лишь до вчерашнего вечера верил.