Неточные совпадения
Все они полны смутного, мятущегося
ужаса перед уничтожением. Одно напоминание о
смерти заставляет их содрогаться.
Как нет внутри человека сил, способных поднять его хоть немного выше дьявола, — так нет внутри его и сил, дающих возможность смотреть без непрерывного
ужаса в лицо неизбежной
смерти.
Герои Достоевского не «новые люди». Мы видели, мысль о
смерти пробуждает в них тяжелый, мистический
ужас; они не могут без содрогания думать «об этом мраке». Если нет личного бессмертия, то жизнь человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Победа над
смертью путем полного отсечения воли в жизни; победа над
ужасами жизни путем мертвенно безразличного отношения к ней; презрение к жизни, презрение к
смерти — вот этот чудовищный идеал, выросший на почве безнадежного отчаяния и глубочайшего неверия в природу человека.
За это-то преступление «высший нравственный закон» карает Анну —
смертью! В нынешнее время мы ко всему привыкли. Но если бы человеческий суд за такое преступление приговорил женщину к смертной казни, то и наши отупевшие души содрогнулись бы от
ужаса и негодования.
Для Достоевского живая жизнь сама по себе совершенно чужда и непонятна, факт
смерти уничтожает ее всю целиком. Если нет бессмертия, то жизнь — величайшая бессмыслица; это для него аксиома, против нее нечего даже и спорить. Для стареющего Тургенева весь мир полон веяния неизбежной
смерти, душа его непрерывно мечется в безмерном, мистическом
ужасе перед призраком
смерти.
Но есть в глубине души художника какое-то прочное бессознательное знание, оно высоко поднимает его над этим минутным
ужасом. И из мрачной тайны
смерти он выносит лишь одно — торжествующую, светлую тайну жизни.
Вся она полна
ужаса перед надвигающейся
смертью, вся полна одною собою и своею тяжбою со
смертью.
И одним только можно уничтожить идущий от
смерти ужас — уничтожением самой
смерти.
Если есть в душе жизнь, если есть в ней, в той или другой форме, живое ощущение связи с общею жизнью, то странная перемена происходит в
смерти, и рассеивается окутывающий ее
ужас.
Умирает Николай Левин. Он страстно и жадно цепляется за уходящую жизнь, в безмерном
ужасе косится на надвигающуюся
смерть. Дикими, испуганными глазами смотрит на брата: «Ох, не люблю я тот свет! Не люблю». На лице его — «строгое, укоризненное выражение зависти умирающего к живому». Умирать с таким чувством — ужаснее всяких страданий. И благая природа приходит на помощь.
Перед лицом
ужаса и
смерти только ярче и торжественнее горит в них жизнь, только теснее все сливаются в одно.
Как все сопрягать? Как можно стремиться к жизни и в то же время не бояться
смерти? Как можно вообще любить эту жизнь, которая полна таких мук и
ужасов?
Но силою и величием человеческого духа оно преодолено; есть страдания, есть
смерть, но нет
ужаса, а вместо него — поднимающая душу радость борьбы, освящение и утверждение жизни даже в страданиях и
смерти, бодряще-крепкое ощущение, что «на свете нет ничего страшного».
И вот однажды, ошеломленный
ужасом от всего виденного, с сердцем, почти разорвавшимся от сострадания, Ницше вышел на дорогу. Вдали послышался быстрый топот, звон и шум. И мимо Ницше, как сверкающая молниями туча, пронесся в атаку кавалерийский полк. Молодые, здоровые, сильные люди радостно и опьяненно мчались туда, где многие из них найдут
смерть, откуда других потащут на те же перевязочные пункты с раскроенными головами, с раздробленными суставами, с распоротыми животами.
— Я с вами не согласен, — присовокупил Круциферский, — я очень понимаю весь
ужас смерти, когда не только у постели, но и в целом свете нет любящего человека, и чужая рука холодно бросит горсть земли и спокойно положит лопату, чтоб взять шляпу и идти домой. Любонька, когда я умру, приходи почаще ко мне на могилу, мне будет легко…
Неточные совпадения
Вид брата и близость
смерти возобновили в душе Левина то чувство
ужаса пред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью
смерти, которое охватило его в тот осенний вечер, когда приехал к нему брат.
— Люди почувствуют себя братьями только тогда, когда поймут трагизм своего бытия в космосе, почувствуют
ужас одиночества своего во вселенной, соприкоснутся прутьям железной клетки неразрешимых тайн жизни, жизни, из которой один есть выход — в
смерть.
Клим Самгин подумал: упади она, и погибнут сотни людей из Охотного ряда, из Китай-города, с Ордынки и Арбата, замоскворецкие люди из пьес Островского. Еще большие сотни, в
ужасе пред
смертью, изувечат, передавят друг друга. Или какой-нибудь иной
ужас взорвет это крепко спрессованное тело, и тогда оно, разрушенное, разрушит все вокруг, все здания, храмы, стены Кремля.
Она от
ужаса даже вздрогнет, когда вдруг ей предстанет мысль о
смерти, хотя
смерть разом положила бы конец ее невысыхаемым слезам, ежедневной беготне и еженочной несмыкаемости глаз.
Ей, в дремоте отчаяния, снился взгляд бабушки, когда она узнала все, брошенный на нее, ее голос — даже не было голоса, а вместо его какие-то глухие звуки
ужаса и
смерти…