Неточные совпадения
Если же нет людям бессмертия, то
жизнь их превращается в одно сплошное, сосредоточенное ожидание
смертной казни.
«Раскольников сходил по лестнице тихо, не торопясь, весь в лихорадке, полный одного нового, необъятного ощущения вдруг прихлынувшей полной и могучей
жизни. Это ощущение могло походить на ощущение приговоренного к
смертной казни, которому вдруг и неожиданно объявляют прощение».
«Вот какие мы богачи!» «Идея» Раскольникова, мученически-упорное извлечение им квадратного корня — это все-таки дает хоть призрак
жизни, дает силу не чувствовать
смертной боли разрывающейся на куски души.
Герои Достоевского не «новые люди». Мы видели, мысль о смерти пробуждает в них тяжелый, мистический ужас; они не могут без содрогания думать «об этом мраке». Если нет личного бессмертия, то
жизнь человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание
смертной казни.
Толстой-проповедник все время весьма озабочен тем, чтобы побольше напугать нас смертью, чтобы мы ходили в
жизни, как приговоренные к
смертной казни. Помни о смерти! Помни о смерти! Если ты всегда будешь помнить о ней, тебе будет легко и радостно «жить по-божьи». А жить по-божьи, значит — «отрекаться от всех утех
жизни, трудиться, смиряться, терпеть и быть милостивым» («Исповедь»). Отсекай от себя
жизнь, умерщвляй ее, и смерть перестанет быть страшной. Смерть попирается смертью.
Милый Зевс! Удивляюсь тебе; всему ты владыка,
Все почитают тебя, сила твоя велика,
Взорам открыты твоим помышленья и души людские,
Высшею властью над всем ты обладаешь, о, царь!
Как же, Кронид, допускает душа твоя, чтоб нечестивцы
Участь имели одну с тем, кто по правде живет,
Чтобы равны тебе были разумный душой и надменный,
В несправедливых делах
жизнь проводящий свою?
Кто же, о кто же из
смертных, взирая на все это, сможет
Вечных богов почитать?
Он поет, что
жизнь ужасна и мрачна, что страшны нависшие над человеком неведомые силы, что счастье призрачно и люди подобны сну, что лучше всего для
смертного — не жить.
Ах, вся твоя
жизнь,
О, род человеческий, —
Какое ничтожество!
Казаться счастливыми, —
Вам счастие большее
Доступно ли,
смертные?
Казаться, — не быть, —
И то на мгновение.
Вернее всего, проживет он
жизнь, угрюмо кипя непрерывным, беспричинным раздражением, которое накапливают в душе вялая кровь и голодающие по воздуху легкие; будет он в свой черед лупить учеников,
смертным боем бить жену, сам не зная, за что; и в одном только будет для него
жизнь, радость, свет — в водке; для нее он и заказ спустит, и взломает женин сундук…
Вместе с тем смерть стала уже благодеянием — спасением от жизни на зачумленной земле, ибо дурной бесконечности
смертной жизни, простого отсутствия смерти, бессмертия «вечного жида» не могла бы вынести человеческая природа, и самый замысел этот был бы достоин разве лишь сатаны.
Главное различие между нашим понятием о жизни человеческой и понятием евреев состоит в том, что, по нашим понятиям, наша
смертная жизнь, переходящая от поколения к поколению, не настоящая жизнь, а жизнь падшая, почему-то временно испорченная; а по понятию евреев, эта жизнь есть самая настоящая, есть высшее благо, данное человеку под условием исполнения воли бога.
Неточные совпадения
— Вы не удостоиваете
смертных снизойти до них, взглянуть на их
жизнь, живете олимпийским неподвижным блаженством, вкушаете нектар и амброзию — и благо вам!
Это достигают через потерю памяти
смертной, через окончательное погружение человека в
жизнь коллектива вплоть до уничтожения личного сознания.
Говорил он о многом, казалось, хотел бы все сказать, все высказать еще раз, пред
смертною минутой, изо всего недосказанного в
жизни, и не поучения лишь одного ради, а как бы жаждая поделиться радостью и восторгом своим со всеми и вся, излиться еще раз в
жизни сердцем своим…
На ней возвестил Ломоносов величие предвечного, восседающего на крыле ветренней, предшествуемого громом и молниею и в солнце являя
смертным свою существенность,
жизнь.
— Коли говорите, что были счастливы, стало быть, жили не меньше, а больше; зачем же вы кривите и извиняетесь? — строго и привязчиво начала Аглая, — и не беспокойтесь, пожалуйста, что вы нас поучаете, тут никакого нет торжества с вашей стороны. С вашим квиетизмом можно и сто лет
жизни счастьем наполнить. Вам покажи
смертную казнь и покажи вам пальчик, вы из того и из другого одинаково похвальную мысль выведете, да еще довольны останетесь. Этак можно прожить.