Неточные совпадения
Он вспомнил то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он
вызывал без всякой причины на дуэль
человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика»…
В атмосфере буйно-радостной и напряженно-страдающей жизни, которою трепещет «Война и мир», Борис
вызывает прямо недоумение: для чего это замораживание бьющих в душе ключей жизни, для чего эта мертвая карьера? Каким-то недоразумением кажется это, каким-то непонятным безумием. Как в восьмидесятых годах Толстой писал в дневнике: «Все устраиваются, — когда же начнут жить? Все не для того, чтобы жить, а для того, что так
люди. Несчастные. И нет жизни».
Если в понимании
человека прав Толстой, то дело, действительно, просто: нужно только
вызвать на свет ту силу жизни, которая бесчисленными ключами бьет в недрах человечества.
Страх
человека перед жизнью, боязливое взвешивание возможных опасностей, бездеятельное преклонение перед необходимостью
вызывают только нетерпеливое негодование в боге-«бойце»: нет и не должно быть в жизни никаких страхов, никаких душевных «стеснений».
Полнота жизни может тянуть
человека изведать то, что
вызывает страх, — и наслаждение его будет в том, чтобы оказаться выше страха, чтоб насмеяться над ним.
Но Заратустра только с ненавистью и отвращением относится к
человеку, поскольку он является «диссонансом»: наличный
человек вызывает в нем такой же «смех и болезненный стыд», какой в
человеке вызывает обезьяна.
Его сверхчеловек, любимое детище дионисического Заратустры,
вызывает вполне справедливые возражения со стороны
людей, действительно дионисических.
Цельность, великая, гармоническая цельность
человека — по ней жаждет и тоскует Ницше сильнее, чем странник в пустыне тоскует по воде. Отсутствие этой цельности, вялость в ощущении жизни, растерзанность и противоречивость инстинктов
вызывают в нем гадливое отвращение. И особенно в области морали.
Вечные вопросы Достоевского: почему я должен быть нравственным, почему я должен быть порядочным, раз нет бога? —
вызвали бы у Ницше только усмешку: «Мы отнеслись бы с предубеждением к
человеку, если бы услышали, что ему нужны особые основания, чтобы оставаться порядочным. Словечко «ибо» в известных случаях компрометирует; иногда мы даже опровергаем себя самих единственным «ибо».
Этот
вызов человека, сухого и гордого, ко мне высокомерного и небрежного и который до сих пор, родив меня и бросив в люди, не только не знал меня вовсе, но даже в этом никогда не раскаивался (кто знает, может быть, о самом существовании моем имел понятие смутное и неточное, так как оказалось потом, что и деньги не он платил за содержание мое в Москве, а другие), вызов этого человека, говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего и удостоившего собственноручным письмом, — этот вызов, прельстив меня, решил мою участь.
— В качестве свидетеля, не больше! — поспешил сказать Янсутский; но втайне он думал, что не в качестве свидетеля, а ожидал чего-нибудь похуже. — Это в одной только России могут так распоряжаться… вдруг
вызывают человека через посольство, чтобы непременно приехал… Спроси бумагой, если что нужно, — я им отвечу, а они меня отрывают от всех моих дел, когда у меня здесь, в Париже, и заказов пропасть по моим делам, и многое другое!
Есть такие инстинкты, которые никакой форме, никакому гнету не поддаются и
вызывают человека на вещи совсем несообразные, чрез что, при обычном порядке вещей, и составляют его несчастие.
Неточные совпадения
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем
вызывали страдания других
людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал.
И этот вопрос всегда
вызывал в нем другой вопрос — о том, иначе ли чувствуют, иначе ли любят, иначе ли женятся эти другие
люди, эти Вронские, Облонские… эти камергеры с толстыми икрами.
— Ну-с, ну-с, какая ваша теория? — сказал с улыбкой Катавасов Левину, очевидно
вызывая его на спор. — Почему частные
люди не имеют права?
Но, несмотря на это, он
вызвал у Самгина впечатление зажиточного
человека, из таких, — с хитрецой, которым все удается, они всегда настроены самоуверенно, как Варавка, к
людям относятся недоверчиво, и, может быть, именно в этом недоверии — тайна их успехов и удач.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а
вызывает впечатление подвала. Угрюмые
люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их в сторону.