Неточные совпадения
Воротился из гимназии, пошел домой двором, через кухню. Акулина жарила
картошку. Очень вкусная бывает
картошка, когда только что поджарена, Я стал
есть со сковороды. Окна кухни выходили в сад, — вдруг слышу, папа с террасы кричит...
У новгородской посадницы сидит важная боярыня Мамелфа Дмитриевна, потом приходит молодец Василько; говорят о том, что на вече выбрали нового воеводу…
Картошка какая вкусная!
Поспею еще в кухню?
Приходит посадник. Василько проговаривается, что затеял с товарищами этою ночью вылазку из осажденного Новгорода. Посадник в негодовании выясняет ему всю преступность их затеи в такое время, когда важен всякий лишний человек… Я прикидывал глазом, — много ли остается чтения? Много. Эх, не
поспею в кухню. Акулина поставит
картошку в духовку, — тогда уж не даст. А за обедом совсем уж другой вкус у
картошки.
— Ей-богу же, хорошо! Сукин вы сын этакий!
Картошка моя жареная! — Он щурился, и смеялся, и потрясал руками, и обнимал меня. — Вот что, голубчик. В пользу нашего черниговского землячества скоро выходит сборник, — дайте туда вот эти ваши стихи… Добре, ей же богу, добре! Мне кажется, вы
будете писать. Главное, что хорошо, — вы искренни. Чувствуется, — вы пишете то, что вправду переживаете.
Неточные совпадения
Нельзя
было достать баб, чтобы вымыть полы, — все
были на
картошках.
— Единодушность надобна, а
картошка единодушность тогда показывает, когда ее,
картошку, в землю закопают. У нас деревня 63 двора, а богато живет только Евсей Петров Кожин, бездонно брюхо, мужик длинной руки, охватистого ума. Имеются еще трое, ну, они вроде подручных ему, как ундера — полковнику. Он, Евсей, весной знает, что осенью
будет, как жизнь пойдет и какая чему цена. Попросишь его: дай на семена! Он — дает…
— Народ —
картошка, его все
едят: и барин
ест, и заяц
ест.
— Эх вы, вороны! — крикнул Павел, — чего всполохнулись? Посмотрите-ка,
картошки сварились. (Все пододвинулись к котельчику и начали
есть дымящийся картофель; один Ваня не шевельнулся.) Что же ты? — сказал Павел.
— Нет, вы видели подвальную, ее мы уже сломали, а под ней еще
была, самая страшная: в одном ее отделении
картошка и дрова лежали, а другая половина
была наглухо замурована… Мы и сами не знали, что там помещение
есть. Пролом сделали, и наткнулись мы на дубовую, железом кованную дверь. Насилу сломали, а за дверью — скелет человеческий… Как сорвали дверь — как загремит, как цепи звякнули… Кости похоронили. Полиция приходила, а пристав и цепи унес куда-то.