Неточные совпадения
Но искание Бога, приуготовление себя, раскрытие в себе божественного совершается
человеческим усилием, которого ожидает от нас Бог, — «Царствие Божие
силою нудится» [Точнее: «Царство Божие нудится»; в совр. переводе «Царство Небесное
силою берется» (Мф. 11:12).].
Что представляет собою молитва по своему «трансцендентальному» составу? прежде всего, устремление всех духовных
сил человека, всей
человеческой личности к Трансцендентному: всякая молитва (конечно, искренняя и горячая, а не внешняя только) осуществляет веление: transcende te ipsum [Превзойди себя самого (лат.) — тезис философии Августина (Об истинной религии XXXIX, 72)].
Вера есть функция не какой-либо отдельной стороны духа, но всей
человеческой личности в ее цельности, в нераздельной целокупности всех
сил духа.
Он «стучит в дверь»
человеческого сердца, не откроется ли она, но и во всем Своем всемогуществе Он не может открыть ее
силой, ибо это значило бы уничтожить свободу, т. е. самого человека.
Коренное различие между философией и религией заключается и том, что первая есть порождение деятельности
человеческого разума, своими
силами ищущего истину, она имманентна и человечна и в то же время она воодушевлена стремлением перерасти свою имманентность и свою человечность, приобщившись к бытию сверхприродному, сверхчеловечному, трансцендентному, божественному; философия жаждет истины, которая есть главный и единственный стимул философствования.
Она порождается осознанной неадекватностью мышления своему предмету или своим заданиям, она обнаруживает недостаточность
сил человеческого разума, который на известной точке принужден останавливаться, ибо приходит к обрыву и пропасти, а вместе с тем не может не идти до этой точки.
Действительно, природу его не может созерцать и постигать
сила человеческого ума, хотя бы это был чистейший и светлейший ум» [Ориген.
Тварь не может постигнуть своего собственного сотворения, оно для нее всегда останется загадкой, чудом, тайной, но опознать совершившееся вполне по
силам человеческому сознанию, и анализ этого самосознания составляет задачу и для мысли, которая должна старательно распутать этот узел онтологических сплетений, не разрывая его нитей.
Врач Эриксимах говорит об Эросе: «На основании медицины, нашего искусства, думается мне, можно видеть, что Эрос имеет власть не только над душами людей,
силою красоты, но
силою многого другого и над прочим, как над телами всех животных, так и над произрастающим из земли, словом сказать, над всем существующим (εν πασι τοις ού'σι), что бог этот велик и дивен и имеет влияние над всем (επί παν τείνει) в делах, как божеских, так и
человеческих» (186 а) [Ср.
Искусство, не как совокупность технически-виртуозных приемов, но как жизнь в красоте, несравненно шире нашего
человеческого искусства, весь мир есть постоянно осуществляемое произведение искусства, которое в человеке, в
силу его центрального положения в мире, достигает завершенности, ибо лишь в нем, как царе творения, завершается космос.
Искание шедевра [Выражение, возможно, навеянное названиями двух «философских этюдов» Бальзака: «Неведомый шедевр» и «Поиски абсолюта» (М., 1966).], при невозможности найти его, пламенные объятия, старающиеся удержать всегда ускользающую тень, подавленность и род разочарования, подстерегающего творческий акт, что же все это означает, как не то, что
человеческому духу не под
силу создание собственного мира, чем только и могла бы быть утолена эта титаническая жажда.
Жертва дисгармонии
человеческой природы, она чувствовала себя очень несчастной, и в день присуждения ей премии Парижской Академией наук она писала одному из друзей: «Со всех сторон я получаю поздравительные письма, но в
силу непонятной иронии судьбы. я еще никогда не чувствовала себя столь несчастной».
Павла о том, что «во Христе Иисусе не имеет
силы ни мужской, ни женский пол» [Неточная цитата из Послания к Галатам (3:28).] в их
человеческой поляризации, каковая здесь переходит за эти пределы.
Хотя собственная жизнь ангелов для нас совершенно недоведома, мы знаем, однако, что и ангелы сотворены Богом и, хотя бесплотны в том смысле, что не имеют тела
человеческого, но имеют ипостась: они суть не безликие, а ипостасные
силы Божий, созданные Логосом [Шеллинг в своем учении об ангелах (Philosophie der Offenbarung, II, 284 ел.), в соответствии общим своим взглядам, отрицает сотворенность ангелов (nicht erschaffen) и видит в них только «потенции» или идеи: «leder Engel ist die Potenz — Idee eines Bestimmten Geschöpfes des Individuums» (286).
Большая сложность
человеческой природы соответствует и большему ее богатству, в ней источник и
силы, и слабости человека.
Человеческой свободе, в
силу которой человек одинаково мог и склониться к греху, и удержаться от него, дано было решить, понадобится ли действительно Голгофская жертва, но как возможность она была предрешена в предвечном совете о сотворении человека...
Поэтому смерть, установляющая естественную прерывность во всех
человеческих делах, а также налагающая неизбежную печать и на все
человеческое творчество, спасает человека и от непрерывности в творчестве зла, а тем ослабляет, парализует его
силу.
После боговоплощения и сама человечность,
человеческое естество, стала иною, ибо получила способность воскресения и новой жизни благодаря новому творческому акту Божества, влившему в нее новые
силы.
Конечно, мы можем, хотя и с достаточной достоверностию, лишь постулировать эту связь, которая не является объектом
человеческого узрения (разве только
силой благодатного озарения).
Природа предстает ему как враждебная
сила, вооруженная голодом и смертью, и вся жизнь
человеческая получает привкус хозяйственности, пленяется суете стихий пустых и немощных.
Иначе говоря, смерть, в которой Федоров склонен был вообще видеть лишь род случайности и недоразумения или педагогический прием, есть акт, слишком далеко переходящий за пределы этого мира, чтобы можно было справиться с ней одной «регуляцией природы», методами физического воскрешения тела, как бы они ни были утонченны, даже с привлечением жизненной
силы человеческой спермы в целях воскрешения или обратного рождения отцов сынами (на что имеются указания в учении Федорова).
Воскрешение, как и рождение, есть творческий акт Божьего всемогущества, которым возвращается душе усопшего животворящая ее
сила, способность создать для себя, соответственно своей природе, тело; оно есть излияние животворящей
силы Божией на
человеческую душу, т. е. акт теургический.
И при ее разрешении Федоров впадает в явное монофизитство, односторонне выдвигая
человеческую стихию, как заменяющую и вытесняющую
силу божественную.
Вот этого-то «изменения», которое, по существу, является новым творческим актом Бога над человеком, именно и не может совершить хозяйственный труд, а поэтому и «проект» Федорова, как бы далеко ни зашла «регуляция природы»,
силами природными и
человеческими неосуществим.
Это — соблазн первого диавола искушения: «Если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом» (Лк. 4:3), т. е. яви себя экономическим мессией, «сыном
человеческим»,
силою «регуляции природы» оживляющим и воскресающим.
Все усилия экономизма
силою вещей направляются к увековечению жизни этого века, к отрицанию конца жизни как отдельной
человеческой личности, так и всего мира.
Ведь следует различить действие Бога в мире, хотя и совершаемое в человеке и чрез человека (что и есть теургия в собственном и точном смысле слова), от действия
человеческого, совершаемого
силой божественной софийности, ему присущей.
Но разница здесь в том, что теург действует
силою Божиею, а маг природно-человеческою.].
Ничто не может заменить ее
силы, или сравниться с нею, или же сделать ее ненужною, явив новое таинство космически-человеческое: такой замысел есть антихристова «черная месса».
Этим, однако, не предполагается в нем пассивность и расслабленность
человеческой стихии: для достойного приятия теургического акта требуется духовное трезвение, молитвенное горение, собранность всех
сил духовных.
Однако не этим
человеческим порождается то сверхчеловеческое, что потрясает нас в явлении пророка, как вестника воли Божией и носителя
силы Божией.
Однако не их
человеческая вдохновенность, придающая им естественную неотразимость и литературную привлекательность, делает их священными, но присущая им
сила Божия [Теургическую
силу, присущую Библии, не следует смешивать с теми свойствами словесной магии, которые связаны с известным ритмом, стихотворной речью и под.
Но, конечно, оставаясь свободным от морали, искусство
силою своего влияния содействует общему росту моральности в
человеческой душе.
Оно верит в себя, потому что не считает себя пустой забавой или
человеческим измышлением, но знает высшую
силу искусства, и
сила эта — Красота.
Что касается первого, то мы не можем указать причины такой непоправимости
человеческой природы, ибо божественная благодать исцеляет, восполняет, дает
силу жизни.
Неточные совпадения
Казалось, не было
сил человеческих подбиться к такому человеку и привлечь его расположение, но Чичиков попробовал.
«В сущности, есть много оснований думать, что именно эти люди — основной материал истории, сырье, из которого вырабатывается все остальное
человеческое, культурное. Они и — крестьянство. Это — демократия, подлинный демос — замечательно живучая, неистощимая
сила. Переживает все социальные и стихийные катастрофы и покорно, неутомимо ткет паутину жизни. Социалисты недооценивают значение демократии».
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной
силы и творческой деятельности
человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
— «Внутренняя жизнь личности есть единственно творческая
сила человеческого бытия, и она, а не самодовлеющие начала политического порядка является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».
А пока люди стыдятся этой
силы, дорожа «змеиной мудростью» и краснея «голубиной простоты», отсылая последнюю к наивным натурам, пока умственную высоту будут предпочитать нравственной, до тех пор и достижение этой высоты немыслимо, следовательно, немыслим и истинный, прочный,
человеческий прогресс.