Неточные совпадения
Огромное количество людей остается как бы слепорожденными или непробужденными в области красоты, другие отрицают объективный
смысл красоты, сводя ее к прихоти вкуса, к чистому субъективизму или «психологизму»; огромное количество людей способно скучать перед «Сикстиной» [Подобное отношение к любимому
творению Достоевского продемонстрировал Л. Н. Толстой.
И даже «первейший открыватель и самый всеобщий носитель свойств беспредикатного Эн, Метатрон, первородный сын божий, стоящий во главе всех других Зефиротов и управляющий ими» (69), которому усвояются все предикаты Иеговы, «имя которого есть как имя Божие», «несмотря на всю возвышенность свою над другими Зефиротами, отнюдь не имеет божественной природы; он есть тварь в ряду других тварей, хотя бы первейшая и более чистая… он называется ангелом и причисляется к Зефиротам, называется слугою Иеговы, хотя и старейшим; точно так же Метатрон носит название Адама Кадмона83, первого небесного человека, в том
смысле, что он есть первое и совершеннейшее
творение Божие, по образу которого создан и Адам, — поэтому Метатрону часто усвояется эпитет creatus»84 (71).
Творение мира, или возникновение относительного, ни в каком
смысле не является причинно-принудительным или необходимым для Абсолютного, как момент его жизни.
Я утверждаю: чтобы стать совершенной, нужнее ей в известном
смысле лишиться Бога, чем
творений.
Поэтому у Беме, строго говоря, отсутствует идея
творения и тварности, и хотя у него и постоянно встречается выражение «тварь и тварность» (Creatur und Creatürlichkeit), но это понятие вовсе не имеет принципиального метафизического и онтологического
смысла, а означает только определенную ступень в раскрытии природы Бога (как есть это понятие и в системе Плотина, отрицающей тем не менее идею
творения).
Разумеется, и творческое «да будет» Fiat, которое так часто встречается у Беме, получает соответствующее истолкование не в
смысле повеления (Fürsatz), но в
смысле — силы Божества, его природной мощи, потенции бытия и в таком
смысле в разных выражениях определяется оно во многих местах: «вожделение (Begierde) из вечной воли безосновности есть первый образ (Gestalt) и есть Fiat или Schuf [Создание,
творение (нем.).].
Вообще вопрос собственно о
творении духов — ангелов и человека — остается наименее разъясненным в системе Беме, и это делает ее двусмысленной и даже многосмысленной, ибо, с одной стороны, разъясняя Fiat в
смысле божественного детерминизма, он отвергает индетерминистический акт нового
творения, но в то же время порой он говорит об этом совершенно иначе [«Воля к этому изображению (ангелов) изошла из Отца, из свойства Отца возникла в слове или сердце Божием от века, как вожделеющая воля к твари и к откровению Божества.
Идея
творения мира Богом поэтому не притязает объяснить возникновение мира в
смысле эмпирической причинности, она оставляет его в этом
смысле необъясненным и непонятным; вот почему она совершенно не вмещается в научное мышление, основывающееся на имманентной непрерывности опыта и универсальности причинной связи, она остается для него бесполезна и ему чужда, — есть в этом
смысле заведомо ненаучная идея.
Поэтому при противопоставлении
творения и эманации главный спор идет не о Боге, но о мире, не о божественной основе мира, но об его тварной природе: есть ли мир только пассивно рассеивающая и ослабляющая лучи божественного света среда, или же он по-своему собирает, отражает и проявляет их? есть ли особый фокус мира, возможен ли мир наряду с Абсолютным и как и в каком
смысле возможен?
Творение есть жертва Абсолютного своей абсолютностью, никем и ничем не вызванная (ибо нет ничего вне Абсолютного) и в этом
смысле свободная и беспричинная, рационально не объяснимая.
Поэтому
творение есть абсолютно-свободное, лишь в себе самом имеющее
смысл и основу, абсолютно-самобытное движение божественной любви, любовь ради любви, ее святое безумие. Dieu est fou de l'homme [Бог помешан на человеке (фр.).], — вспоминает Шеллинг дерзновенно-проникновенное выражение французского писателя: с безумием любви Бог хочет «друга» (другого), а этим другом может быть только человек.
Другая возможность, дли нас единственно допустимая, состоит в том, что мир создан из ничего в
смысле укона, и потому первым, основным и существенным актом
творения было облечение его меоном.
Как же и в каком
смысле может не сущее послужить основой
творения?
Тот же вопрос о
творении — о теогоническом и теофаническом его
смысле — подвергает глубокому философскому исследованию Шеллинг в последней своей системе (в «Философии мифологии» и «Философии откровения»).
Шеллинг, с одной стороны, усиленно настаивает на полной трансцендентности Бога миру и, в этом
смысле, на полной Его свободе в
творении (или не-творении) мира.
Говорить о какой-либо прибыли для Бога от
творения — в том ли
смысле, как учит об этом Шеллинг, или в каком-либо ином — значит допускать восполнение вечности временем, т. е. отрицать вечность, а тем самым и временность.
Напротив, как непрестанно совершающееся
творение Божие, как живая риза Божества, мир незакономерен — в
смысле механического детерминизма.
В этом
смысле энергия Божия во всяком своем проявлении, как действие Божие, неотделимое от Бога, но являемое твари, есть Бог в
творении, само Абсолютное-Трансцендентное.
Однако для Божества это ни в каком
смысле не является необходимой Его эволюцией, как бы тяготеющим над Ним фатумом
творения, без которого не может совершаться и его самораскрытие, но есть дар свободной, щедротной любви, — благости, благодати и благодеяния.
Мир закончен был в шесть дней
творения в том
смысле, что в него вложены были все силы и семена жизни, и он мог развиваться далее уже из себя, без нового творческого вмешательства.
С одной стороны, мир, созданный силой божественной любви, премудрости и всемогущества, имеет в них незыблемую свою основу, и в этом
смысле мир не может не удаться, божественная премудрость не способна допустить ошибки, божественная любовь не восхощет ада как окончательной судьбы
творения.
Неточные совпадения
Основная тема русской мысли начала XX в. есть тема о божественном космосе и о космическом преображении, об энергиях Творца в
творениях; тема о божественном в человеке, о творческом призвании человека и
смысле культуры; тема эсхатологическая, тема философии истории.
Понять
смысл истории мира значит понять провиденциальный план
творения, оправдать Бога в существовании того зла, с которого началась история, найти место в мироздании для каждого страдающего и погибающего.
В любви родилось
творение, через Логос оно сотворилось, в любви же, через Логос, оно должно воссоединиться с Творцом, осуществить свою идею, свой
смысл.
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к концу, в котором должно быть восстановлено
творение в своей идее, в своем
смысле, освобождено и очищено человечество и мир для последнего выбора между добром и злом.
История не имела бы религиозного, церковного
смысла, если б она не закончилась полнотой откровения, откровения тайны
творения Божьего, если б исторический процесс не перешел в процесс сверхисторический, в котором окончательно будет снята противоположность между земным и небесным, человечеством и Божеством.