Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она
не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Неточные совпадения
Его постановка первоначально
имеет в виду исключительно критический анализ религиозного сознания, вскрытие предпосылок, суждений, категорий —
словом, всего того, что дано в этом сознании, в нем как бы подразумевается и
не может быть из него удалено.
Эта эволюция
не имеет конца и предела; абсолютное для этого радикального эволюционизма существует лишь в качестве возможности беспредельного движения, т. е. «дурной бесконечности» [«Дурная, или отрицательная, бесконечность, — по Гегелю, — есть
не что иное, как отрицание конечного, которое, однако, снова возникает и, следовательно,
не снимается; или, иными
словами, эта бесконечность выражает только долженствование снятия конечного» (Гегель.
Но нравственность, предполагающая греховное раздвоение, борьбу добра и зла в человеке,
не может
иметь безусловного религиозного значения, она есть Ветхий Завет, период подзаконности, который преодолевается (хотя и
не отменяется) Новым Заветом, царством благодати [В русской литературе «сравнительный анализ» Ветхого и Нового заветов впервые был произведен митрополитом Иларионом (XI в.) в «
Слове о Законе и Благодати».
Миф возникает из религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает
не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного, некое богодейство, — другими
словами, миф
имеет теургическое происхождение и теургическое значение [По определению В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление человеком божественных сил в самом реальном бытии природы» (Соловьев В. С. Соч.
Он пребывает выше
не только человеческого, но и ангельского и всякого премирного постижения, — неизглаголан (αφραστον), неизреченен (άυεκφώνητον), превыше всякого означения
словами;
имеет одно только имя, служащее к познанию Его собственной природы, именно что Он один выше всякого имени» [Опровержение Евномия, II (Несмелов, 153), р. п., V, 271.].
Хотя Он нигде, но все чрез Него, а в Нем, как
не существующем, ничто (ως μη δντι μηδέν) из всего, и напротив, все в Нем, как везде сущем; с другой стороны, чрез Него все, потому что Он сам нигде и наполняет все как всюду сущий» (S. Maximi Scholia in 1. de d. п., col. 204–205).], αΰτΟ δε ουδέν (и именно ουδέν, а
не μηδέν), как изъятое из всего сущего (ως πάντων ύπερουσίως έξηρημένων), ибо оно выше всякого качества, движения, жизни, воображения, представления, имени,
слов, разума, размышления, сущности, состояния, положения, единения, границы, безграничности и всего существующего» (ib.) [Св. Максим комментирует эту мысль так: «Он сам есть виновник и ничто (μηδέν), ибо все, как последствие, вытекает из Него, согласно причинам как бытия, так и небытия; ведь само ничто есть лишение (στέρησις), ибо оно
имеет бытие чрез то, что оно есть ничто из существующего; а
не сущий (μη ων) существует чрез бытие и сверхбытие (ΰπερεΐναι), будучи всем, как Творец, и ничто, как превышающий все (ΰπερβεβηκώς), а еще более будучи трансцендентным и сверхбытийным» (ιϊπεραναβεβηκώς και ύπερουσίως ων) (S.
«Ничто испытывает голод по Нечто (Nichts hungert nach dem Etwas), а голод есть вожделение (Begierde), как первое verbum Fiat [
Слово «Да будет» (лат.).] или делание, ибо вожделение
не имеет ничего, что оно могло бы сделать или охватить (fassen).
Поэтому «
слово прежде неприложимо там, где нет времени, и самые
слова их, что «Ты прежде ничего
не творил»,
не имеют иного значения, кроме того, что творение Твое
не во времени.
Он
не имеет своей собственной мощи, но ее получает от Бога, есть слава
Слова Божия.
Когда же мы говорим о любви к своему противнику, мы
имеем в виду
не эрос и
не филиа, для этого существует
слово «агапэ».
Словом праздна, по мнению св. Григория Нисского, выражается, что «
не была еще в действительности,
имела же бытие в одной только возможности, а
словом безразлична — что качества еще
не были отделены одно от другого и
не могли быть познаваемы каждое в особенности и само по себе, но все представлялось взору в каком-то слитном и безраздельном качестве,
не усматривалось в подлежащем ни цвета, ни образа, ни объема, ни тяжести, ни количества, ни чего-либо иного ему подобного, отдельно в себе самом взятого» (Творения св. Григория епископа Нисского, часть 1.
Врач Эриксимах говорит об Эросе: «На основании медицины, нашего искусства, думается мне, можно видеть, что Эрос
имеет власть
не только над душами людей, силою красоты, но силою многого другого и над прочим, как над телами всех животных, так и над произрастающим из земли,
словом сказать, над всем существующим (εν πασι τοις ού'σι), что бог этот велик и дивен и
имеет влияние над всем (επί παν τείνει) в делах, как божеских, так и человеческих» (186 а) [Ср.
Основная мысль Беме здесь заключается в том, что Мария
не имела безгрешности и чистоты до Благовещения, но вместе с
словом Архангела в нее вселилась Jungfrau Sophia, которая, превратившись в männliche Tinctur [Мужская тинктура (здесь: природа) (нем.).], затем и породила «männliche Jungfrau» Христа, почитание же самой Пресв.
И радость этой встречи при рождении, когда мгновенно загорается чувство матери и отца,
не имеет на человеческом языке достойных
слов, но так говорится о ней в Вечной Книге, в прощальной беседе Спасителя: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже
не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ио. 16:21).
«Умственная и словесная природа души, имеющая ум и
слово, и животворящий дух, одна только более сообразна образу Божию, чем и бестелесные ангелы (μόνη και των ασωμάτων οίγγέλων μάλλον και εικόνα του θεού), она устроена Им самим и все
имеет неизменным, даже если
не блюдет своего достоинства и
не соответственна образу Создавшего» (col. 1152).
Люди «одни из тварей, кроме способности к разуму и
слову,
имеют еще чувственность (το αισθητικό ν), которая, будучи по природе соединена с умом, изобретает многоразличное множество искусств, умений и знаний: занятие земледелием, строение домов и творчество из не-сущего (προάγειν ёк μη οντων), хотя и
не из совершенно
не сущего (μη ёк μηδαμώς όντων) — ибо это принадлежит лишь Богу — свойственно одному лишь человеку…
Но, конечно, вопрос этот
имеет смысл только в Церкви, и речь идет здесь
не о политике в обычном смысле
слова, а именно о религиозном преодолении «политики», о том преображении власти, которое и будет новозаветным о ней откровением.
Поэтому адские муки
имеют и телесный характер, адский огонь, по символическому свидетельству
Слова Божия, жжет
не только душу, но и тело.
Неточные совпадения
В то время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом значении этого
слова и"хозяином города"полагалась лишь в том, что последний
имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями
не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
Не имея дара стихослагательного, мы
не решились прибегнуть к бряцанию и, положась на волю божию, стали излагать достойные деяния недостойным, но свойственным нам языком, избегая лишь подлых
слов.
— Проповедник, — говорил он, — обязан
иметь сердце сокрушенно и, следственно, главу слегка наклоненную набок. Глас
не лаятельный, но томный, как бы воздыхающий. Руками
не неистовствовать, но, утвердив первоначально правую руку близ сердца (сего истинного источника всех воздыханий), постепенно оную отодвигать в пространство, а потом вспять к тому же источнику обращать. В патетических местах
не выкрикивать и ненужных
слов от себя
не сочинять, но токмо воздыхать громчае.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно,
не вставал. Она будет
иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и,
не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она
не приготовила только тех
слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего
не могла придумать.
А Степан Аркадьич был
не только человек честный (без ударения), но он был че́стный человек (с ударением), с тем особенным значением, которое в Москве
имеет это
слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный писатель, че́стный журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает
не только то, что человек или учреждение
не бесчестны, но и то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.