Неточные совпадения
И герои веры
велики именно этой
жертвой, безмерностью своей отдачи.
Воплотившийся Бог до конца разделил судьбу испорченного грехом мира и человека, до крестной муки и смерти [«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до ада снизшел, еси ищай» (Утреня
Великой Субботы, Похвалы, статья первая, ст. 25).], и все отдельные моменты земной жизни Спасителя представляют как бы единый и слитный акт божественной
жертвы [Интересную литургическую иллюстрацию этой мысли мы имеем в том малоизвестном факте, что богослужения пред Рождеством Христовым включают в себя сознательные и преднамеренные параллели богослужению Страстной седмицы, преимущественно
Великой Пятницы и Субботы, и отдельные, притом характернейшие песнопения воспроизводятся здесь лишь с необходимыми и небольшими изменениями.
Служение таинств сочетает в себе жертвенное самоотдание с
великим, дерзновением, ибо разве недерзновенно приносить
Жертву, перед которой трепещут херувимы и серафимы!
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к
великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
— Любовь в случае успеха вызывает мужчин на самоотвержение, на
великие жертвы для женщин, а в случае неуспеха — на месть, на подлость, я даже не знаю на что…
Суди же сама: могу ли я оставить это все в руках другого, могу ли я позволить ему располагать тобою? Ты, ты будешь принадлежать ему, все существо мое, кровь моего сердца будет принадлежать ему — а я сам… где я? что я? В стороне, зрителем… зрителем собственной жизни! Нет, это невозможно, невозможно! Участвовать, украдкой участвовать в том, без чего незачем, невозможно дышать… это ложь и смерть. Я знаю, какой
великой жертвы я требую от тебя, не имея на то никакого права, да и что может дать право на жертву?
Но смиренный брат сказал наотрез, что он недостоин взяться за кисть, что она осквернена, что трудом и
великими жертвами он должен прежде очистить свою душу, чтобы удостоиться приступить к такому делу.
Неточные совпадения
— Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает, если жаль
жертву… Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно
великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете
великую грусть, — прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.
Дело это было мне знакомое: я уже в Вятке поставил на ноги неофициальную часть «Ведомостей» и поместил в нее раз статейку, за которую чуть не попал в беду мой преемник. Описывая празднество на «
Великой реке», я сказал, что баранину, приносимую на
жертву Николаю Хлыновскому, в стары годы раздавали бедным, а нынче продают. Архиерей разгневался, и губернатор насилу уговорил его оставить дело.
Два года с половиной я прожил с
великим художником и видел, как под бременем гонений и несчастий разлагался этот сильный человек, павший
жертвою приказно-казарменного самовластия, тупо меряющего все на свете рекрутской меркой и канцелярской линейкой.
Идеализация страдания как такового, как цели, как высшей заслуги, как высшей красоты, есть
великий соблазн, и с соблазном этим связано ложное понимание Голгофской
жертвы.
Лир представляется нам также
жертвой уродливого развития; поступок его, полный гордого сознания, что он сам, сам по себе
велик, а не по власти, которую держит в своих руках, поступок этот тоже служит к наказанию его надменного деспотизма.