Неточные совпадения
Не знаю, где она совершалась, на земле или
небе [Ср. с рассказом «девяти мужей», посланных князем Владимиром в Византию накануне крещения Руси: «И пришли мы в землю Греческую, и ввели нас туда, где служат они
Богу своему, и не знали — на
небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой…» (Изборник. М., 1969.
Бог есть — поет
небо, земля, мировые бездны...
В вере
Бог нисходит к человеку, установляется лестница между
небом и землей [Имеется в виду «лестница Иакова», которую Иаков увидел во сне: «…лестница стоит на земле, а верх ее касается
неба; и вот, Ангелы Божий восходят и нисходят по ней.
Недаром в Апокалипсисе читаем о Новом Иерусалиме, сошедшем с
неба: «Храма же я не видел в нем, ибо Господь
Бог Вседержитель — храм его и агнец» (Апок. 21:22).
Религия вытекает из чувства разрыва между имманентным и трансцендентным и в то же время напряженного к нему влечения: человек в религии неустанно ищет
Бога, и
небо ответным лобзанием приникает к земле.
Поэтому всякое нечто:
бог ли или человек,
небо или ад, ангелы или демоны, — имеет одну природу или сущность, как в системе Спинозы единая абсолютная субстанция существует в бесконечном множестве атрибутов и модусов.
Поэтому-то система неоплатонизма и могла оказать философскую поддержку падавшему языческому политеизму: из сверхмирного и сверхбожественного Εν последовательно эманируют
боги и мир, причем нижние его этажи уходят в тьму небытия, тогда как верхние залиты ослепительным светом, — в
небе же загорается система божественных лун, светящих, правда, не своим, а отраженным светом, однако утвержденных на своде небесном.
«
Бог и божество не схожи, как
небо и земля» (Мейстер Экхарпг.
Августин основательно отвечал своим совопросникам, что «до сотворения
неба и земли
Бог не делал ничего, ибо прежде сотворения
неба и земли не было и времени, уместен ли вопрос, что
Бог делал тогда?
В начале, т. е. в Софии, через Софию, на основании Софии, Софиею, сотворил
Бог актом неизреченного и непостижимого во всемудрости и всемогуществе творчества, силу и природу коего мы ощущаем в каждом дыхании, в каждом миге своего бытия,
небо и землю.
И эта земля есть в потенции своей Богоземля; эта матерь таит в себе уже при сотворении своем грядущую Богоматерь, «утробу божественного воплощения», «лествицу небесную, ею же сниде
Бог», «мост, приводяй сущих от земли на
небо» (из акафиста Богоматери).
Откровение мира в Красоте есть тот «святой Иерусалим, который нисходит с
неба от
Бога» и «имеет славу Божию» (Откров.
Седален: «Новое
небо во чреве Анны зиждется
Бога вседетеля повелением, из него же воссияет невечернее солнце»…
Соответственно этому и в «новом Иерусалиме, сходящем с
неба», «храма уже не будет, но сам
Бог будет, ибо Господь
Бог Вседержитель храм его и Агнец» (Откр. 21: 22; ср. 22, 3).
Ибо, хотя и есть так называемые
боги, εΐπερ είσϊν λεγόμενοι θεοί — или на
небе, или на земле, так как есть много
богов и господ много, но у нас один Бог-Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им».
«Благословен
Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в
небесах, так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира — προ καταβολής κόσμου, чтобы мы были святы и непорочны перед ним в любви, предопределив усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа, по благоволению воли Своей, в похвалу славы благодати Своей, которою Он облагодатствовал нас в Возлюбленном, в котором мы имеем искупление кровью Его, прощение грехов по благодати Его, каковую Он в преизбытке даровал нам во всякой премудрости и разумении, открыв нам тайну Своей воли по Своему благоволению, которое Он наперед положил — προέθετο — в Нем, во устроение полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом.
Апостол говорит, что ему «дана благодать сия — благовествовать язычникам неисследимое богатство Христово и открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, скрывавшейся в вечности от
Бога — ή οίκονομία του μυστηρίου του οίποκεκρυμμένου από των αίώνων εν τω θεώ, создавшем все Иисусом Христом, дабы ныне соделалась известной чрез Церковь начальствам и властям на
небесах многоразличная премудрость Божия и по предвечному определению — κατά πρόθεσιν των αίώνων, которое Он исполнил во
Он есть воистину
Бог, ибо «в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2:9), но и воистину человек, второй Адам: «первый человек из земли перстный, второй человек Господь с
неба» (1 Кор. 15: 47).
«Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий. Потому что вы не приняли Духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли духа усыновлений, которым взываем: Авва, Отче! Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божий» (Рим. 8:12-4). «А как вы сыны, то
Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче!» (Гал. 4:3–6), а от небесного Отца «именуется всякое отечество на
небесах и на земле» (Ефес. 3:15).
В христианстве должно быть придаваемо одинаково серьезное значение как тому, что Христос воплотился, «на земле явися и с человеки поживе», пострадал и воскрес, так и тому, что Он вознесся на
небо, снова удалился из мира, сделался для него опять, хотя и не в прежнем смысле, трансцендентен, пребывает на небеси, «седяй одесную Отца» [Господь, после беседования с ними <апостолами>, вознесся на
небо и воссел одесную <т. е. справа от>
Бога (Мк. 16:19).].
«Проект» есть не только последнее слово экономизма, капитулировавшего перед косностью греховной плоти, но вместе с тем и первая молитва к
Богу о воскресении, первый зов земли к
небу о восстании умерших, и радостно думать, что в мире уже был Федоров со своим «проектом».
Так и Ангелы, славословящие
Бога, становятся «небесными воинствами», разящими и воинствующими: «…и произошла на
небе война, Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них» (Апок. 12:7).
Неточные совпадения
«И почему же и всякий не может так же заслужить пред
Богом и быть взят живым на
небо?» думал Сережа.
Трещит по улицам сердитый тридцатиградусный мороз, визжит отчаянным бесом ведьма-вьюга, нахлобучивая на голову воротники шуб и шинелей, пудря усы людей и морды скотов, но приветливо светит вверху окошко где-нибудь, даже и в четвертом этаже; в уютной комнатке, при скромных стеариновых свечках, под шумок самовара, ведется согревающий и сердце и душу разговор, читается светлая страница вдохновенного русского поэта, какими наградил
Бог свою Россию, и так возвышенно-пылко трепещет молодое сердце юноши, как не случается нигде в других землях и под полуденным роскошным
небом.
И начинает понемногу // Моя Татьяна понимать // Теперь яснее — слава
Богу — // Того, по ком она вздыхать // Осуждена судьбою властной: // Чудак печальный и опасный, // Созданье ада иль
небес, // Сей ангел, сей надменный бес, // Что ж он? Ужели подражанье, // Ничтожный призрак, иль еще // Москвич в Гарольдовом плаще, // Чужих причуд истолкованье, // Слов модных полный лексикон?.. // Уж не пародия ли он?
В дальнем углу залы, почти спрятавшись за отворенной дверью буфета, стояла на коленях сгорбленная седая старушка. Соединив руки и подняв глаза к
небу, она не плакала, но молилась. Душа ее стремилась к
богу, она просила его соединить ее с тою, кого она любила больше всего на свете, и твердо надеялась, что это будет скоро.
Народ в городе голодный; стало быть, все съест духом, да и коням тоже сена… уж я не знаю, разве с
неба кинет им на вилы какой-нибудь их святой… только про это еще
Бог знает; а ксендзы-то их горазды на одни слова.