— А мне вот это противно, — заговорил пристав, — хоть я и ушел от aima mater. „Закатил“. Хороша цивилизация! Не римская… Вот были бы сервитуты. Я бы пошел да и сказал: „Оскорбляете мой слух, такие-сякие! Срамники! Хоть песню-то почеловекоподобнее бы выбрали. Что ж, что вы пьяны? И я пил… не меньше вашего, а не буду подтягивать: горрячих… Чего?.. Палок!.. Эх! Татарва, рабы, холопы
от головы до пят! Больше-то мы, должно быть, не стоим, как пятьсот палок!“
Неточные совпадения
А за ним, снизу
от Ножовой линии, сбоку из Черкасского переулка, сверху
от Ильинских ворот ползет товар, и над этой колышущейся полосой из лошадей, экипажей, возов, людских
голов стоит стон: рубль купца, спина мужика поют свою нескончаемую песню…
Она сейчас накинула на себя кофточку.
От Виктора Мироныча пахло шампанским. В полусвете виднелись его длинные ноги,
голова клином, глаза искрились и смеялись.
Палтусов стоял лицом к двери в будуар, откуда вышла Марья Орестовна. Он оделся во все черное.
От этого его белокурая
голова с живописной бородой много выигрывала. Ни на чьем стане не останавливались так глаза Нетовой, как на его складной фигуре в прекрасно сшитом сюртуке.
Он не продрался к середине. Издали увидал он лысую
голову коренастого старика в очках, с густыми бровями. Его-то он и искал для счету, хотел убедиться — окажутся ли налицо единомышленники покойного. Вправо
от архиерея стояли в мундирах, тщательно причесанные, Взломцев и Краснопёрый. У обоих низко на грудь были спущены кресты, у одного Станислава, у другого Анны.
Народ снял шапки, но из приглашенных многие остались с покрытыми
головами. Гроб поставили на катафалк с трудом, чуть не повалили его. Фонарщики зашагали тягучим шагом, по двое в ряд. Впереди два жандарма, левая рука — в бок, поморщиваясь
от погоды, попадавшей им прямо в лицо. За каретами двинулись обитые красным и желтым линейки, они покачивались на ходу и дребезжали. Больше половины провожатых бросились к своим экипажам.
Нетову жали руку. Он стоял все с непокрытой и откинутой
головой. Глаза его перебегали
от предмета к предмету.
Евлампия Григорьевича окружили. Большая
голова и гнилые зубы господина
от враждебной группы виднелись рядом с ним.
Он наскоро расплатился. Тася шла вслед за ним, все еще с поникшей
головой… И боялась она чего-то, и жутко ей было тут
от всего —
от этих лакеев, гостей, чаду, тусклого освещения; не находила она в себе мужества сейчас же превратиться в простую «актерку», распивать чай в перемену между двумя актами репетиций.
В гостиную вошел старичок очень небольшого роста. Его короткие ручки, лысая
голова и бритое лицо, при черном суконном сюртуке и белом галстуке, приятно настроивали. Щеки его с мороза смотрели свежо, а глаза мигали и хмурились
от света лампы.
Когда Палтусов вошел — все немного притихло. Потом опять защелкало, запрыгало и защебетало. С левой стены
от входа торчали оленьи рога и над шкапом с чучелами выглядывала
голова скелета какой-то большой птицы.
Круглая
голова блестела
от припомаженного рыжеватого паричка с хохлом, какие носили в тридцатых годах.
Он глядел все на
голову Калакуцкого. Сбоку
от лампы стоял овальный портрет в ореховой рамке. На темном фоне выступала фигура танцовщицы в балетном испанском костюме и в позе с одной вскинутой ногой.
Кровь прилила к
голове Палтусова. Он два раза перечел доверенность, точно не веря ее содержанию, встал, прошелся по кабинету, опять сел, начал писать цифры на листе, который оторвал
от целой стопки, приклеенной к дощечке.
От шубы Анны Серафимовны шел смешанный запах духов и дорогого пушистого меха. Ее изящная
голова, окутанная в белый серебристый платок, склонилась немного в его сторону. Глаза искрились в темноте. До Палтусова доходило ее дыхание. Одной рукой придерживала она на груди шубу, но другая лежала на коленях, и кисть ее выставилась из-под края шубы. Он что-то предчувствовал, хотел обернуться и посмотреть на нее пристальнее, но не сделал этого.
Палтусов остановился у перил моста через Александровский сад и засмотрелся на него. Это позволило ему уйти
от тревог сегодняшнего дня. Внизу темнели
голые аллеи сада, мигали фонари. Сбоку на горе уходил в небо бельведер Румянцевского музея с его стройными павильонами, точно повисший в воздухе над обрывом. Чуть слышно доносилась езда по оголяющейся мостовой…
Они начали спускаться. У Таси немного закружилась
голова от крутой лестницы, чада плошек и снующего вверх и вниз народа. Рубцов взял ее под руку и сказал под шумок...
Неточные совпадения
Голос Хлестакова. Да, я привык уж так. У меня
голова болит
от рессор.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в
голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают
от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Восстав
от сна с молитвою, // Причесывает
голову // И держит наотлет, // Как девка, косу длинную // Высокий и осанистый // Протоиерей Стефан.
Призвали на совет главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова
голова отделиться
от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную
голову?
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не умер, а был уволен в отставку за то, что
голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (
от ненужности в их употреблении) перешла в зачаточное состояние.