Неточные совпадения
—
Что ж?.. я маскарады лю-блю-ю, — протянул директор и быстро опустил голову вниз, к груди Палтусова. — Люблю. Это развлечение по мне. День-деньской здесь
в банке-то этой, — сострил он, — ровно рыжик
в уксусе болтаешься, одурь возьмет!.. Ни на какое путное
дело не годишься. Ей-ей!
В карты я не играю. Ну и завернешь
в маскарад. Мужчина я нетронутый… Жених
в самой поре. Только еще тоски не чувствую.
— Эка! Промысловое свидетельство! Табачную лавочку! Пустое
дело. А ведь они у нас глупят так,
что нет никакой возможности. Я и ездить нынче перестал; кричали
в те поры: не надо нам бар, не надо ученых, давай простецов. Сами речи умеем говорить… Вот и договорились!
Палтусов это тотчас же оценил. Да он и знал уже,
что Вадим Павлович Осетров попал
в дела из учителей гимназии,
что он кандидат какого-то факультета и всем обязан себе, своему уму и предприимчивости. Разбогател он на речном промысле, где-то
в низовьях Волги. Руки Палтусову он первый не протянул, но пожал, когда тот подал ему свою.
Из двери показался штатский, худой, короткий, с редкими волосиками на лбу,
в усах, смазанных к концам, черноватый,
в коротком сюртучке и пестром галстуке, один из захудалых дворянчиков, состоявших бессменно при муже Станицыной. За ним, кроме хорошего обращения и того,
что он знал
дни именин и рождения всех барынь на Поварской и Пречистенке, уже ничего не значилось.
— Да
в чем же
дело? — нетерпеливо и на этот раз трусливо спросил Станицын.
Она
дело говорила: занять можно, но надо платить, а платить нечем. Фабрика заложена. Да она еще не знает,
что за этими двумя векселями пойдут еще три штуки. Барыня из Биаррица заказала себе новую мебель на Boulevard Haussman и карету у Биндера. И обошлось это
в семьдесят тысяч франков. Да еще ювелир. А платил он, Станицын, векселями. Только не за тридцать же тысяч соглашаться!
Все приказчики боялись ее гораздо больше,
чем хозяина. Его они давно прозвали «бездонная прорва» и «лодырь». Каждый из них старался красть. Им уже шепнули снизу,
что, должно быть, «сама» берет
в свои руки все
дело. Тогда надо будет подтянуться. Кто-нибудь непременно полетит. Трифоныча они недолюбливали. Он усчитывал,
что мог, и с главными приказчиками у него часто бывали перебранки. Трифоныч всегда держал руку хозяйки, почему его и считали «наушником» и «старой жилой».
На лестнице послышались скорые мужские шаги. Анна Серафимовна подняла голову. Это был Палтусов,
в шляпе и пальто. Она вспыхнула. Ей стало сначала неловко оттого,
что он ее застал
в амбаре, среди ситцев и сукон, как настоящую хозяйку-купчиху. Но это чувство пролетело мгновенно, хотя и заставило ее покраснеть. Ну
что ж такое? Она купчиха, владетельница миллионной фабрики, занимается
делом, смыслит
в нем. Тут нет ничего постыдного. Хорошо, кабы все так поступали, как она.
Она ответила,
что ничего не желает, опустилась у окна
в кресло и тут только почувствовала усталость
в ногах, не от ходьбы, а от волнений сегодняшнего
дня.
Однако она сообщила ему, между прочим, когда подали им фрукты и конфеты,
что берет все
дело в свои руки.
«Затеи. Один дудит
в трубу, другая озорничает, ничего не любят, ни для
чего не живут, кроме себя. Как еще не повесятся с тоски — удивительное
дело!»
Вмиг поняла она,
в чем дело.
Ему то и
дело кажется,
что не только люди — начальство, сослуживцы, знакомые, половые
в трактире, дамы
в концерте, свой кучер или швейцар, — но даже неодушевленные предметы подмигивают и подсмеиваются над ним.
Взломцев так много занимался по своим
делам,
что день расписывал на часы и даже родственникам, и таким почетным, как Нетов, назначал
день и час и сейчас заносил
в книжечку.
— Изволили видеть, дяденька? — начал
в тот же тон Нетов. — И к
чему же это исподтишка?.. И сейчас «славянолюбцы» и все такое… А сам он разве не
в таких же мыслях был?.. Везде кричал и застольные речи произносил… Ведь это, дяденька, как же назвать? Честный человек пойдет ли на такое
дело?
— Да
что тут однако, я тебе на
деле показываю… Ты ведь тоже соревнователем числишься… А заглядывал ли ты туда хоть раз
в полугодие, вот хотя бы с весны?..
— А ты думаешь, для меня невесть какая благодать на Лещова место сесть? — пренебрежительно спросил Краснопёрый. Он сразу уразумел,
в чем дело, и уже сообразил, как надо поломаться. Коли сами залезают, стало, он им нужен… Газетные статейки подействовали.
— Мне рассказывали, он на
днях читал
в одном доме, как купец-изувер собрался тоже завещание писать и жену обманывал, говорил,
что все ей оставит и племяннику миллион, а сам ни копейки им. Все за упокой своей души многогрешной… Ха, ха!..
В тот
день она начитала ему как следует, дала приказ, как поступить, к кому ехать,
что говорить.
— Как вам угодно… ведь и я…
что же
в самом
деле, и я могу освободить себя…
Точно он ждал: до
чего у него дойдет
дело с этой «злючкой», на какую степень самообмана способна будет она
в сношениях с ним,
что наконец выйдет из их знакомства.
— Потому
что идет по своей дороге, — тревожно заговорил Нетов, — идет-с. Изволите видеть, оно так
в каждом
деле. Чтобы человек только веру
в себя имел; а когда веры нет — и никакого у него форсу. Как будто монета старая, стертая, не распознаешь, где значится орел, где решетка.
Это он заявляет свою самостоятельность…
В день похорон дядьки показывает,
что сумеет всячески соблюсти себя и подняться… Говорит с седым генералом, с членом суда. И очень что-то бойко… Не скоро доберется он до церкви. Вошел.
— Зачем, — продолжал оратор, — нам все эти прозвища перебирать, господа?.. Славянофилы, например, западники,
что ли, там… Все это одни слова. А нам надо
дело… Не кличка творит человека!.. И будто нельзя почтенному гражданину занимать свою позицию? Будто ему кличка доставляет ход и уважение?.. Надо это бросить… Жалуются все: рук нет, голов нет, способных людей и благонамеренных. Мудрено ли это?.. Потому, господа,
что боятся самих себя… Все
в кабалу к другим идут!..
Вечером, за чаем
в будуаре Марьи Орестовны, на атласном пуфе сидел брат ее, приехавший всего три
дня назад, и рассказывал ей, какой успех имела речь Евлампия Григорьевича. К обеду сестра его не выходила. Она страдала мигренью. Накануне муж пришел ей сказать,
что ее желание исполнено, и передал ей пакет с ценными бумагами, приносящими до пятидесяти тысяч дохода.
У ней было почище,
чем в других женских комнатах, но так же холодно и через
день непременно угар.
О
делах отец говорил Тасе постоянно. Его не оставлял дух предприятий. Он все ищет чего-то: не то места, не то залогов для подряда. Тася это знает… Вот уже несколько лет доедают они крохи
в Москве, а отцу не предложили и
в шутку никакого места… хотя бы
в смотрители какие… Она слышала,
что какой-то отставной генерал пошел
в акциз простым надзирателем, кажется… Отчего же бы и отцу не пойти?
«Барышня я, барышня», — повторяла она, сходя
в швейцарскую, и была довольна тем,
что никто из знакомых отца не встретил ее. Ведь она уехала тихонько. Мать хоть и разбита, но то и
дело спрашивает ее. Ей не скажешь,
что ездила смотреть на актеров… Да и бабушка напугается…
— А-а…
В делах!.. Слышал я, братец,
что ты
в подряды пустился.
С любопытством осматривали они своего нового товарища. Не все ли равно, с кем побрататься
в этот
день… Он говорит,
что учился там же, и довольно этого.
Вот тут бы ей жить, если б нашлась недорогая комната… Мать с каждым
днем ожесточается… Отцу Тася прямо сказала,
что так долго продолжаться не может… Надо думать о куске хлеба… Она же будет кормить их. На Нику им надежда плохая… Бабушка сильно огорчилась, отец тоже начал кричать:"Срамишь фамилию!"Она потерпит еще, пока возможно, а там уйдет… Скандалу она не хочет; да и нельзя иначе. Но на
что жить одной?.. Наняла она сиделку. И та обойдется
в сорок рублей. Даром и учить не станут… Извозчики, то, другое…
В прошлом году она должна была сделать выговор двум англичанам-приятелям. Они вздумали бросать хлебные шарики с одного конца стола на другой. А иногда ни с того ни с сего обидятся и что-нибудь скажут грубое, немцы вспылят. Без ее вмешательства выходили бы истории. То ли
дело Пирожков!.. Говорит умно, тихо… il a toujours un petit mot pour rire [он всегда найдет
чем рассмешить (фр.).].
— Вижу, голубчик, вижу!.. Вот
что я вам скажу… Много у меня времени нет… Знаете наше
дело… Репетиции, спектакли… Я каждый
день занята… А вот после репетиции… раз, другой…
в неделю.
Он
в уплату долга взял всю ее мебель и позволил ей продолжать
дело уже
в звании распорядительницы, за
что она оставляла себе пятьдесят рублей, а весь чистый барыш ему.
Сошли
в залу: старая девица-дворянка, американец, дерптский кандидат и помещица с дочерью, Пирожков сообщил им,
в чем дело.
Но когда Пирожков предложил подписать письмо, все отказались, говоря,
что они не могут входить
в такие
дела.
Пирожков, измученный, поднялся
в свою комнату. Он с грустью посмотрел на свои книги, покрытые пылью, на микроскоп и атласы.
День за
днем уплывали у него
в заботах"с боку припека", Бог знает за кого и за
что, точно будто сам он не имеет никакой личной жизни.
Кофею Дениза Яковлевна напилась основательно. С пустым желудком, как все французы и француженки, она чувствовала себя и с пустой головой. Для всякого разговора по
делу, а особенно по такому, ей необходимо было иметь что-нибудь"sur l'estomac" [
в желудке (фр.).]. Она скушала три тартинки.
В залу не вошла она, прежде
чем не услыхала коротких шажков Ивана Алексеевича с перевальцем и с приятным поскрипыванием.
Он спросонья все еще не особенно понимал,
в чем дело.
Палтусов объяснил,
в чем дело.
— Конечно, — согласился он, —
что ж! Вы думаете, я, как парижский лавочник или limonadier [хозяин кафе (фр.).], забастую с рентой и буду ходить
в домино играть, или по-российски
в трех каретах буду ездить, или палаццо выведу на Комском озере и там хор музыкантов, балет, оперу заведу? Нет, дорогой Иван Алексеевич, не так я на это
дело гляжу-с!.. Силу надо себе приготовить… общественную… политическую…
Да, хорошо бы все это,
что у ней есть на душе,
разделить с милым человеком. Сеня Рубцов — малый умный и понимающий. Он не попрекает ее затеями. Только
в нем чего-то недостает. Может быть, того же самого,
чего и
в ней нет. А все это-то и есть
в Андрее Дмитриевиче Палтусове… Ей так кажется…
Счастье!.. Это вот слово как часто повторяют, особливо
в книжках. А она, видно, так и
дни свои кончит, не узнав,
что такое за счастье бывает на земле, особенно из-за которого люди режутся и топятся… А могла бы, и очень!.. Виктора Мироныча,
что ли, испугалась, когда жила с ним?..
Завтра же она поедет к Жозефине. А если та завалена работой, так к Минангуа… Хочется ей что-нибудь побогаче.
Что,
в самом
деле, она будет обрезывать себя во всем из-за того,
что Виктор Мироныч с"подлыми"и"бесстыжими"француженками потерял всякую совесть? Да и
в самом
деле — для фирмы полезно. Каждый будет видеть,
что платье тысячу рублей стоит. А ее знают за экономную женщину.
Давно уже она с таким молодым чувством не обдумывала туалет. Платье будет голубое. Если отделать его серебряными кружевами? Нет, похоже на оперный костюм. Жемчуг
в моде — фальшивым она не станет обшивать, а настоящего жаль, сорвут
в танцах, раздавят… Что-нибудь другое. Ну, да портниха придумает. Коли и Минангуа не возьмет
в четыре
дня сшить — к Шумской или к Луизе поедет…
Палтусов предчувствовал,
что"крах"для его бывшего патрона наступит скоро. Хорошо,
что он уже более двух месяцев как простился с ним. Паевое товарищество задумано было,
в сущности, на фу-фу… Быть может, к весне, если бы Калакуцкому удалось завербовать двух-трех капитальных"мужиков", —
дело и пошло бы. Но он слишком раскинулся. Припомнились Палтусову слова:"хапает", сказанные ему Осетровым. Вот тот так человек!
Тянет его к себе этот дом, точно он — живое существо. Не кирпичом ему хочется владеть, не алчность разжигает его, а чувство силы, упор, о который он сразу обопрется. Нет ходу, влияния, нельзя проявить того,
что сознаешь
в себе,
что выразишь целым рядом
дел, без капитала или такой вот кирпичной глыбы.
Разве не следовало предвидеть,
что герой кончит исканьем московской кубышки, чтобы не перебиваться
в бедности до конца
дней своих?
Прошло больше десяти
дней с того,
что случилось
в карете.
Анна Серафимовна подумала
в эту минуту,
что ведь Долгушина — кузина Палтусова. Вот она увидит фабрику. Он узнает от нее, как ведется
дело… Заинтересуется и сам, быть может, попросится посмотреть.