Неточные совпадения
Смело говорю: нет, не воспользовалась. Если тогда силен
был цензурный гнет, то ведь многие стороны жизни, людей, их психика, характерные стороны быта можно
было изображать и не в одном обличительном
духе. Разве «Евгений Онегин» не драгоценный документ, помимо своей художественной прелести? Он полон бытовых черт средне-дворянской жизни с 20-х по 30-е годы. Даже и такая беспощадная комедия, как «Горе от ума», могла
быть написана тогда и даже напечатана (хотя и с пропусками) в николаевское время.
Никогда не
было кругом разговоров в злобном или пренебрежительном
духе о других религиях.
Но я не знаю,
был ли этот обер-полициант так уже антипатичен, если посмотреть на него с «исторической» точки зрения, взяв в расчет тогдашний «
дух» в начале 50-х годов, то
есть в период все той же реакции, тянувшейся с 1848 года.
В студенчестве совсем не
было тогда
духа, какой стал давать о себе знать позднее, к 60-м годам, в той же Казани, когда я уже переехал в Дерпт.
Сколько я помню по рассказам студентов того времени, и в Москве и в Петербурге до конца 50-х годов
было то же отсутствие общего
духа. В Москве еще в 60-е годы студенты выносили то, что им профессор Н.И.Крылов говорил „ты“ и язвил их на экзаменах своими семинарскими прибаутками до тех пор, пока нашелся один „восточный человек“ из армян, который крикнул ему...
Но, к счастью, не вся же масса студенчества наполняла таким содержанием свои досуги.
Пили много, и больше водку; буянили почти все, кто
пил. Водились игрочишки и даже с „подмоченной“ репутацией по части обыгрывания своих партнеров. И общий „
дух“ в деле вопросов чести
был так слаб, что я не помню за два года ни одного случая, чтобы кто-либо из таких студентов, считавшихся подозрительными по части карт или пользования женщинами в звании альфонсов,
был потребован к товарищескому суду.
И я
был в курсе многого, что делалось в университете, где тогда веяло уже новым
духом, допущены
были женщины, шло сильное движение,которое и разыгралось «событием» в сентябре 1861 года, когда университет
был закрыт на целый год.
Пишущая братия сидела по редакциям. Не устраивалось ни обедов, ни банкетов, ни чтений в известном
духе. Все это
было бы гораздо труднее и устраивать. Правительство, как всегда, делало из мухи слона. Неизвестно, по каким донесениям своих агентов оно вообразило себе, что ко дню объявления воли произойдут уличные беспорядки.
Но распущенность писательских нравов не вела вовсе к закреплению товарищеского
духа. Нетрудно
было мне на первых же порах увидать, что редакции журналов (газеты тогда еще не играли роли) все более и более обособляются и уже готовы к тем ужасным схваткам, которые омрачили и скором времени петербургский журнализм небывалым и впоследствии цинизмом ругани.
Рабовладельчеством мы все возмущались, и от меня — по счастию! — отошла эта чаша. Крепостными я не владел; но для того, чтобы произвести даровое полное отчуждение, надо и теперь
быть настроенным в самом «крайнем»
духе. Да и то обязательное отчуждение земли, о которое первая Дума так трагически споткнулась, в сущности
есть только выкуп (за него крестьяне платили бы государству), а не дар, в размере хорошего надела, как желали народнические партии трудовиков, социал-демократов и революционеров.
"Ребенок"как раз написан
был в ту полосу моей интимной жизни, когда я временно отдавался некоторому «духовному» настроению. Влюбленность и жизнь в семействе той очень молодой девушки, которая вызвала во мне более головное, чем страстное чувство, настраивали меня в
духе резко противоположном тому научному взгляду на человека, его природу и все мироздание, который вырабатывался у меня в Дерпте за пять лет изучения естественных наук и медицины.
Мои оценки тогдашних литераторских нравов, полемики, проявление"нигилистического"
духа — все это
было бы, конечно, гораздо уравновешеннее, если б можно
было сходиться с своими собратами, если б такой молодой писатель, каким
был я тогда, попадал чаще в писательскую среду. А ведь тогда
были только журнальные кружки. Никакого общества, клуба не имелось.
Были только редакции с своими ближайшими сотрудниками.
Не нужно забывать, что огромный класс дворянства на две трети
был против падения крепостничества; чиновничество в массе держалось еще прежнего
духа и тех же нравов.
Без систематической школы по части теории музыки он быстро овладел этой премудростью; а своими вкусами, оценками, идеями в
духе народнического реализма — также быстро поднялся до роли центрального руководителя нашей новой музыкальной школы. Тогда прозвище"Могучая кучка"не
было еще пущено в ход. Оно взято
было из фельетона Кюи, но уже позднее.
Может
быть, в романе"В путь-дорогу"найдутся некоторые ноты в тургеневском
духе, и некоторые"тирады"я в 1884 году уничтожил, но вся эта вещь имеет свой пошиб.
В нем сидела, в сущности, как поляки говорят,"шляхетная"натура. Он искренно возмущался всем, что делалось тогда в высших сферах — и в бюрократии, и среди пишущей братии — антипатичного, дикого, неблаговидного и произвольного. Его тогдашний либерализм
был искреннее и прямолинейнее, чем у Зарина и, тем более, у Щеглова. Идеями социализма он не увлекался, но в деле свободомыслия любил называть себя"достаточным безбожником"и сочувствовал в особенности польскому вопросу в
духе освободительном.
Он справился с ним неплохо, но разбор вышел, конечно, в более публицистическом
духе, как тогда требовалось. Я лично
был бы гораздо довольнее этюдом, где талант и язык Помяловского стояли бы на первом плане.
Сделавшись присяжным педагогом и покровителем детских приютов, он дослужился до генеральского чина и затеял журнал, которому не придал никакой физиономии, кроме крайнего юдофобства. Слишком экономный, он отвадил от себя всех более талантливых сотрудников и кончил жизнь какого-то почти что Плюшкина писательского мира. Его либерализм так выродился, что, столкнувшись с ним на рижском штранде (когда он
был уже издатель"Наблюдателя"), я ему прямо высказал мое нежелание продолжать беседу в его
духе.
По тогдашнему тону он совсем не обещал того, что из него вышло впоследствии в"Новом времени". Он остроумно рассказывал про Москву и тамошних писателей, любил литературу и
был, как Загорецкий,"ужасный либерал". Тогда он, еще не проник к Коршу в"Петербургские ведомости", где сделался присяжным рецензентом в очень радикальном
духе. Мне же он приносил только стихотворные пьесы.
Щапов сохранял тон и внешность человека, прикосновенного к духовному сословию;
дух тогдашних политических и общественных протестов захватил его всецело. В его лице по тому времени явился один из самых первых просвещенных врагов бесправия и гнета. Если он увлекался в своих оценках значения раскола и некоторых черт древнеземского уклада, то самые эти увлечения
были симпатичны и в то время совсем не банальны.
А тогда в College de France
было несколько лекторов, придававших своим курсам большой интерес, в особенности публицист-писатель Лабуле, теперь забытый, а тогда очень популярный, имя которого гремело и за границей. Мы в"Библиотеке"давно уже перевели его политико-социальную сатиру"Париж в Америке". Он разбирал тогда"
Дух законов"Монтескье, и его аудитория (самая большая во всем здании) всегда
была полна.
Но бонапартовский режим тогда уже значительно поддался либеральным влияниям. В Палате действовала уже оппозиция. Правда, она состояла всего из маленькой кучки в семь-восемь человек, да и в ней не все
были республиканцы (а самый знаменитый тогда оратор Беррье так прямо легитимист); но этого
было достаточно, чтобы поддерживать в молодежи и в старых демократах
дух свободы и позволять мечтать о лучших временах.
Дух этот проникнут
был высмеиваньем разных общих мест по истории человечества, древней и новой культуры.
А пока я сидел под тенистыми каштанами Люксембургского сада и впитывал в себя выводы положительной философии. Этот склад мышления вселял особенную бодрость
духа. Все в природе и человеческом обществе делалось разумным и необходимым, проникнутым бесконечным развитием, той эволюцией, без которой потом в науке и мышлении нельзя уже
было ступить ни единого шага.
Мне уже нельзя
было так"запоем"ходить на лекции, как в первую мою зиму, но все-таки я удосуживался посещать всех лекторов, которые меня более интересовали. Из них к Лабуле я ходил постоянно, вряд ли пропуская хоть одну из прекрасно изложенного курса о"
Духе законов"Монтескье.
Своей тогдашней популярностью он обязан
был своему лекторскому таланту. Он не
был оратор в условном смысле; в нем не чувствовался и бывший судебный защитник, привыкший к чисто адвокатским приемам красноречия. Он говорил довольно тихим голосом, без парижской красивости и франтоватости дикции, но содержательно, с тонкой диалектикой и всякими намеками — в оппозиционном
духе.
Духом позитивизма, то
есть научного мышления, не пахло тут.
Тогда русский эмигрант или вообще ищущий участия в революционном движении не нашел бы себе надлежащей почвы. Парижское студенчество, как я уже заметил, тогда (то
есть в период 1865–1868 годов) не занималось ни подпольным, ни явным движением. Но общий
дух делался все-таки более оппозиционным.
Лондонского колледжа и Университетского колледжа. Если среди их преподавателей и
было несколько крупных имен, то все-таки эти подобия университетов играли совсем не видную роль в тогдашнем Лондоне. Университетский быт и высшее преподавание надо
было изучать в Оксфорде и Кембридже; а туда я попал только в 1895 году и нашел, что и тогда в них господствовал (особенно в Оксфорде) метафизический
дух, заимствованный у немцев.
Потому, что революционность Герцена
была на архирусской подкладке, держалась за социалистическое credo в народническом
духе.
Вышло это оттого, что Вена в те годы
была совсем не город крупных и оригинальных дарований, и ее умственная жизнь сводилась, главным образом, к театру, музыке, легким удовольствиям, газетной прессе и легкой беллетристике весьма не первосортного достоинства. Те венские писатели, которые приподняли австрийскую беллетристику к концу XIX века,
были тогда еще детьми. Ни один романист не получил имени за пределами Австрии. Не чувствовалось никаких новых течений, хотя бы и в декадентском
духе.
Еще в июне, и даже во второй половине его, никто и не думал о том, что война
была уже на носу. Даже и пресловутый инцидент испанского наследства еще не беспокоил ни немецкую, ни французскую прессу. Настроение Берлина
было тогда совсем не воинственное, а скорее либерально-оппозиционное в противобисмарковом
духе. Это замечалось во всем и в тех разговорах, какие мне приводилось иметь с берлинцами разного сорта.
Под Мец я попал тотчас после сдачи крепости и видел, до какой степени немцы
были хорошо приготовлены к войне, как у них все
было пропитано
духом дисциплины, как их военное хозяйство велось образцово. Все это я подтверждал, но не мог не жалеть Франции, где ненавистный всем нам режим Второй империи уже пал и теперь на заклание
была обречена пруссакам не империя, а Французская демократическая республика. Этого забывать нельзя!
Как хозяин Некрасов
был гостеприимен, умно-ласков, хотя веселым он почти никогда не бывал. Некоторая хмурость редко сходила с его лица, а добродушному тону разговора мешала хрипота голоса. Но когда он бывал мало-мальски в
духе, он делался очень интересным собеседником, и все его воспоминания, оценки людей, литературные замечания отличались меткостью, своеобразным юмором и большим знанием жизни и людей.
То, в каком я нашел его настроении, в той же квартире, одного, за завтраком, у стола, который
был покрыт даже не скатертью, а клеенкой,
было чрезвычайно характерно для определения упадка
духа тогдашних парижан, да и вообще массы французов. Я не ожидал такой прострации, такого падения всякой национальной бодрости. И в ком же? В таком жизнерадостном толстяке, как «дяденька», как его позднее стали звать в прессе, с его оптимизмом и галльским юмором.
Они не понравились друг другу и не могли понравиться. Чернышевский приехал с претензией поучать Герцена, на которого он смотрел как на москвича-либерала 40-х годов, тогда как себя он считал провозвестником идей, проникнутых
духом коммунизма. Когда я познакомился с Герценом, я понял, до какой степени личность, и весь душевный склад, и тон Чернышевского должны
были неприятно действовать на него.