Неточные совпадения
В душе Теркина стремительно чередовались эти мысли и вопросы. Каждая новая минута, — он то и дело поворачивал
голову в сторону зеленого столбика, — наполняла его больше и больше молодым чувством любовной тревоги, щекотала его мужское неизбежное тщеславие, — он и не скрывал этого
от себя, — давала ему особенный вкус к жизни, делала его смелее и добрее.
Когда он четверть часа тому назад шел сюда, в этот садик, у него в груди занималось точно
от быстрых глотков игристого вина, и то становилось вдруг жарко
голове, то холодело на висках.
Голова работала днем и ночью. Жажда покончить с собою все росла и переходила в ежеминутную заботу. Выздоровление шло
от этого туго: опять показалось кровохарканье, температура поднялась, ночью случался бред. Он страшно похудел; но ему было все равно, — только бы уйти «
от жизни».
Мать не видала она больше суток. В эти сорок часов и решилась судьба ее. Ей уже не уйти
от своей страсти… «Вася» взял ее всю. Только при муже или на людях она еще сдерживает себя, а чуть осталась одна — все в ней затрепещет, в
голове — пожар, безумные слова толпятся на губах, хочется целовать мантилью, шляпку, в которой она была там, наверху, у памятника.
Боязнь выдать себя совсем отлетела
от Серафимы. Роковое слово «любовник» уже не прыгало у нее в
голове. Мать простит ей, когда надо будет признаться.
Взгляд его упал на группу пассажиров, вправо
от того места, где он ходил, и сейчас в
голове его, точно по чьему приказу, выскочил вопрос...
От этой ласки она трепетно прильнула к нему
головой и тихо, чуть слышно сказала...
— Что ж! — вымолвил он, тряхнув
головой. Лгать не хочу. Усатин теперь и сам так запутался, что дай Бог
от уголовщины уйти.
Он уже переживал минуты настоящей опасности и знал, что не теряется. В
голове его сейчас же становилось ясно и возбужденно, как
от большого приема хины.
Ее руки и ноги усиленно работали,
голова поднималась над уровнем воды, и распустившиеся волосы покрывали ей почти все лицо. Они были уже в нескольких аршинах
от берега. Их ноги начали задевать за песок.
Теркин слушал его, опустив немного
голову. Ему было не совсем ловко. Дорогой, на извозчике, тот расспрашивал про дела, поздравил Теркина с успехом; про себя ничего еще не говорил. «История» по акционерному обществу до уголовного разбирательства не дошла, но кредит его сильно пошатнула. С прошлого года они нигде не сталкивались, ни в Москве, ни на Волге. Слышал Теркин
от кого-то, что Усатин опять выплыл и чуть ли не мастерит нового акционерного общества.
На террасе она ходила
от одних перил к другим, глядела подолгу в затемневшую чащу, не вытерпела и пошла через калитку в лес и сейчас же опустилась на доску между двумя соснами, где они утром жались друг к другу, где она положила свою
голову на его плечо, когда он читал это «поганое» письмо
от Калерии.
Он молчал, отнял руки
от лица и глядел в землю, низко нагнув
голову, чтобы она не могла видеть его лица.
От душевного возбуждения он не устоял — выпил тайком рюмку водки из барского буфета. Он это и прежде делал, но в глубокой тайне… Своей «
головы» он сам боялся. За ним водилось, когда он жил в цирюльне, «редко да метко» заложить за галстук, и тогда нет его буйнее: на всех лезет, в глазах у него все красное… На нож полезет, как ни что! И связать его не сразу удастся.
В первый раз в жизни видел он так близко смерть и до последнего дыхания стоял над нею… Слезы не шли, в груди точно застыло, и
голова оставалась все время деревянно-тупой. Он смог всем распорядиться, похоронил ее, дал знать по начальству, послал несколько депеш; деньги, уцелевшие
от Калерии, представил местному мировому судье, сейчас же уехал в Нижний и в Москву добыть под залог «Батрака» двадцать тысяч, чтобы потом выслать их матери Серафимы для передачи ей, в обмен на вексель, который она ему бросила.
Поезд наконец тронулся. Теркин прислонил
голову к спинке дивана и прикрыл глаза рукой… Он опять силился уйти
от смерти Калерии к тому, за чем он ехал к Троице. Ему хотелось чувствовать себя таким же богомольцем, как весь ехавший с ним простой народ. Неужели он не наживет его веры, самой детской, с суеверием, коли нужно — с изуверством?
Половой помоложе, в красной рубахе и с растрепанной рыжеватой
головой, жмурился
от света сальной свечи и почесывался.
Остальные трое только покачали
головами и ничего не прибавили
от себя.
Против Марфы Захаровны, надевшей на
голову черную кружевную тряпочку, сидел землемер; по правую руку
от него Саня, без кофточки, по левую — Павла Захаровна.
Вся
голова точно выточена; волосы начесаны на лбу в такую же челку, как и у Сани, только черные как смоль и сильно лоснятся
от брильянтина.
Вот она опять за столом. Тетя рассаживается на диване, облокотившись о подушку. Над ней закоптелая картина — Юдифь с
головой Олоферна. Но эта страшная
голова казалась ей забавной… И у Юдифи такой смешной нос. В окнах — клетки. У тети целых шесть канареек. Они, как только заслышат разговор, чуть кто стукнет тарелкой или рюмкой, принимаются петь одна другой задорнее. Но никому они не мешают. У Сани, под этот птичий концерт, еще скорее зашумит в
голове от сливянки.
— Поет, прыгает… кровь-то, известное дело, играет в ней. Кто первый подвернется… Я небось вижу
от себя, из своей каморки… что ни день — они ее толкают и толкают в самую-то хлябь. И все прахом пойдет. Горбунья и братца-то по миру пустит, только бы ей властвовать. А у него, у Ивана-то Захарыча, голова-то, сами, чай, изволите видеть, не больно большой умственности.
Не одно это его тешило. Сидит он среди помещичьей семьи, с гонором, — он — мужичий подкидыш, разночинец, которого Павла Захаровна наверное зовет „кошатником“ и „хамом“… Нет!
от них следует отбирать вотчины людям, как он, у кого есть любовь к родному краю, к лесным угодьям, к кормилице реке. Не собственной мошной он силен, не ею он величается, а добился всего этого
головой и волей, надзором за собственной совестью.
Почему-то — он не мог понять — вдруг, в свете жаркого июльского дня, ему представился
голый загороженный садик буйных сумасшедших женщин, куда он глядел в щель, полный ужаса
от мысли о возможности сделаться таким же, как они.
Когда Теркин целовал ее в
голову, он почувствовал, до какой степени она далека в эту минуту
от всякого девичьего расчета… И он умиленно взял ее опять за руки, поднес их к губам и долго глядел ей в глаза, откуда тихо текли слезы.
Ее губы чуть-чуть приложились к виску Теркина, и она еще быстрее, чем в первый раз, выбежала на аллею. Щеки горели огнем; в груди тоже жгло, но приятно, точно
от бокала шампанского. В
голове все как-то прыгало. Она не могла задержать ни одной определенной мысли.
Неточные совпадения
Голос Хлестакова. Да, я привык уж так. У меня
голова болит
от рессор.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в
голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают
от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Восстав
от сна с молитвою, // Причесывает
голову // И держит наотлет, // Как девка, косу длинную // Высокий и осанистый // Протоиерей Стефан.
Призвали на совет главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова
голова отделиться
от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную
голову?
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не умер, а был уволен в отставку за то, что
голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (
от ненужности в их употреблении) перешла в зачаточное состояние.