Неточные совпадения
Но осуществление мировых задач России не может
быть предоставлено произволу стихийных сил
истории.
Очень характерно, что в русской
истории не
было рыцарства, этого мужественного начала.
Все эти свойства России
были положены в основу славянофильской философии
истории и славянофильских общественных идеалов.
Классы и сословия слабо
были развиты и не играли той роли, какую играли в
истории западных стран.
В России давно уже нарождалось пророческое чувствование того, что настанет час
истории, когда она
будет призвана для великих откровений духа, когда центр мировой духовной жизни
будет в ней.
История образования русской государственности, величайшей в мире государственности, столь непостижимая в жизни безгосударственного русского народа, может
быть понята из этой тайны.
Подобного поклонения государственной силе, как мистическому факту
истории, еще не
было в русской литературе.
Они (славянофилы)
были именно малодушны о Русской
истории, твердя, но отвлеченно, о ней, что она святая…
Традиционное применение русской интеллигенции отвлеченно-социологических категорий к исторической жизни и историческим задачам всегда
было лишь своеобразной и прикрытой формой морализирования над
историей.
Русская интеллигенция не
была еще призвана к власти в
истории и потому привыкла к безответственному бойкоту всего исторического.
В ней должен родиться вкус к тому, чтобы
быть созидательной силой в
истории.
Много
есть загадочного в русской
истории, в судьбе русского народа и русского государства.
В нашей
истории отсутствовало рыцарское начало, и это
было неблагоприятно для развития и для выработки личности.
Человек, вооруженный лишь этими устаревшими идейными орудиями, должен
был себя почувствовать раздавленным и выброшенным за борт
истории.
Национальность
есть индивидуальное бытие, вне которого невозможно существование человечества, она заложена в самих глубинах жизни, и национальность
есть ценность, творимая в
истории, динамическое задание.
Мировые же империалистические претензии Германии слишком поздно явились в
истории, когда земной шар
был уже величайшей морской державой, а Россия — величайшей сухопутной державой.
Империалистическая воля пролила много крови в человеческой
истории, но за ней скрыта
была идея мирового единства человечества, преодолевающего всякую национальную обособленность, всякий провинциализм.
К тому времени, когда возгорелась небывалая за всю
историю мировая война, выяснилось, что
есть три величайшие державы, которые могут претендовать на мировое преобладание — Англия, Россия и Германия.
Вся поверхность земного шара неизбежно должна
быть цивилизована, все части света, все расы должны
быть вовлечены в поток всемирной
истории.
Раньше или позже должно ведь начаться движение культуры к своим древним истокам, к древним расам, на Восток, в Азию и Африку, которые вновь должны
быть вовлечены в поток всемирной
истории.
Загадочное выражение лиц древних народов Востока, которое так поражает нас, европейцев, должно
быть когда-нибудь разгадано на каком-то перевале
истории.
Европа перестанет
быть центром мировой
истории, единственной носительницей высшей культуры.
Конец Европы
будет выступлением России и славянской расы на арену всемирной
истории, как определяющей духовной силы.
Для того, кто смотрит на мировую борьбу с точки зрения философии
истории, должно
быть ясно, что ныне разыгрывается один из актов всемирно-исторической драмы Востока и Запада.
Проблема Востока и Запада в сущности всегда
была основной темой всемирной
истории, ее осью.
Империализм с его колониальной политикой
есть одно из внешних выражений этого неотвратимого движения
истории.
В Европе давно уже
есть тайная, внутренняя тяга на Восток, которая на поверхности
истории получала разные выражения.
Такого обращения к
истории у нас до сих пор почти не
было, и нам не хватало соответствующих категорий для мышления над
историей и ее задачами.
Мировое столкновение славянской расы с расой германской, к которому вела вся
история и которое не
было непредвиденным, не может, казалось бы, не привести к славянскому самосознанию.
Старая ссора в славянской семье, ссора русских с поляками, не может
быть объяснена лишь внешними силами
истории и внешними политическими причинами.
Безболезненнее, сострадательнее
было бы не отстаивать дальних и горних ценностей и уступить их во имя блага людей, не творить
истории.
Но при таком отношении к жизни нельзя
было бы творить большую
историю.
Быть может, потому русские стали такими, что в
истории своей они слишком много страдали от насиловавшей их, над ними стоящей силы.
Национальные тела образовались в
истории и определили свои границы через борьбу, и в борьбе этой
был элемент насилия.
Если бы в мире господствовало исключительно женственное начало, то
истории не
было бы, мир остался бы в «частном» состоянии, в «семейном» кругу.
Наоборот, сильное чувство личности
есть в том мужественном начале, которое начало
историю и хочет довести ее до конца.
Но в отношении к жизни русской интеллигенции, да и вообще русских людей
есть как бы преобладание женственного, господства чувства женственного сострадания, женственных «частных» оценок, женственного отвращения к
истории, к жестокости и суровости всего исторического, к холоду и огню восходящего ввысь духа.
Но эта слабость и узость человеческого сознания, эта выброшенность человека на поверхность не может
быть опровержением той великой истины, что каждый человек — всемирный по своей природе и что в нем и для него совершается вся
история.
Если Россия хочет
быть великой империей и играть роль в
истории, то это налагает на нее обязанность вступить на путь материального технического развития.
В
истории происходит борьба свободы и необходимости, а Бог может
быть только в свободе.
Поэтому
история в высшей степени драматична, поэтому в ней постоянно происходит столкновение и борьба царства Духа и царства Кесаря, которое имеет тенденцию
быть царством тоталитарным.
Вместе с тем отношение человека к космосу определяется тем, что он
есть микрокосм, он заключает в себе космос или заключает в себе
историю.
В века новой
истории, которая уже перестала
быть новой и стала очень старой, все сферы культуры и общественной жизни начали жить и развиваться лишь по собственному закону, не подчиняясь никакому духовному центру.
Дух
есть свобода, но в объективации духа в
истории создавался ряд мифов, которыми укреплялся авторитет власти.
В
истории христианства
было страшное злоупотребление идеей первородного греха, из которого делали рабьи выводы.
Это
есть главная трагедия
истории, трагедия свободы и необходимости, человеческой судьбы и исторической судьбы.
В этой страшной лжи повинно
было христианство в
истории.
Наоборот, мифы гораздо динамичнее реальности, и так всегда
было в
истории.
Марксистская философия
есть прежде всего философия
истории.
На почве греческой философии философия
истории не
была возможна, она возможна лишь на иудео-христианской почве, хотя бы это и не сознавалось.
Неточные совпадения
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из
истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в город оловянных солдатиков и однажды, в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки
была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это
было едва ли не лучшее время в его
истории.
Благотворная сила его действий
была неуловима, ибо такие мероприятия, как рукопожатие, ласковая улыбка и вообще кроткое обращение, чувствуются лишь непосредственно и не оставляют ярких и видимых следов в
истории.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не
было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно
было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою
историю…
"Несмотря на добродушие Менелая, — говорил учитель
истории, — никогда спартанцы не
были столь счастливы, как во время осады Трои; ибо хотя многие бумаги оставались неподписанными, но зато многие же спины пребыли невыстеганными, и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"