Неточные совпадения
Путь освобождения от «мира» для
творчества новой жизни и
есть путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни божественной.
Ужас, боль, расслабленность, гибель должны
быть побеждены
творчеством.
Творчество по существу
есть выход, исход, победа.
Жертвенность
творчества не
есть гибель и ужас.
Ибо жертвенное страдание
творчества никогда не
есть подавленность.
Но «мир сей»
есть лишь один из моментов внутреннего божественного процесса
творчества космоса, движения в Троичности Божества, рождения в Боге Человека.
Книга моя и
есть опыт антроподицеи через
творчество.
Философия
есть искусство познания в свободе через
творчество идей, противящихся мировой данности и необходимости и проникающих в запредельную сущность мира.
История философского самосознания и
есть арена борьбы двух устремлений человеческого духа — к свободе и к необходимости, к
творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного мира и к науке согласовать себя с данным миром.
Общеобязательность философии предполагает уже высшую форму общения, так как в философском
творчестве есть героическое преодоление мировой необходимости, меньшему количеству людей доступное.
Ведь и во всяком искусстве
творчество не
есть произвол.
Творчество не должно
быть понижено в качестве для большей общеобязательности, т. е. большей приспособленности к низшим формам общения, — это грех против Духа Святого.
И Бергсон и Джемс как будто бы не видят, что понятия дискурсивной, рационалистической мысли
суть приспособления к данному состоянию мира, а не
творчество.
Это обычное, с ложным пафосом благородства провозглашаемое мнение обостряет вопрос о том,
есть ли познание истины пассивность, послушность интеллекта или активность,
творчество духа?
Критицизм
есть раздвоенность духа, неуверенность в своей силе, ослабляющая
творчество.
Доказательство
есть послушание, а не
творчество.
Философия
творчества может
быть лишь философией творящих, т. е. в творческом акте переходящих за границы данного мира.
В Евангелии нет ни одного слова о
творчестве, и никакими софизмами не могут
быть выведены из Евангелия творческие призывы и императивы.
Но нет и
быть не может святоотеческих наставлений о
творчестве.
Если бы пути
творчества были оправданы и указаны в Священном Писании, то
творчество было бы послушанием, т. е. не
было бы
творчеством.
Творчество есть дело богоподобной свободы человека, раскрытие в нем образа Творца.
Если бы
было откровение свыше о
творчестве, откровение, запечатленное в Священном Писании, то не нужен и невозможен
был бы свободный творческий подвиг человека.
Истина о свободном дерзновении в
творчестве может
быть открыта лишь самим человеком, лишь свободным актом дерзновения человека.
Актом своей всемогущей и всеведущей воли захотел Творец ограничить свое предвидение того, что раскроет творческая свобода человека, ибо в этом предвидении
было бы уже насилие и ограничение свободы человека в
творчестве.
Творец не хочет знать, что сотворит человек, ждет от человека откровений в
творчестве и потому не знает того, что
будет антропологическим откровением.
Творчество не
есть только борьба со злом и грехом — оно создает иной мир, продолжает дело творения.
Было ли в мире
творчество в религиозном смысле этого слова?
Кто же сомневается в том, что
было великое напряжение
творчества в Греции или в эпоху Возрождения?
И все-таки должно сказать, что не
было еще в мире религиозной эпохи
творчества.
То, что все называли
творчеством, как бы ни
было оно ценно и велико, то
было лишь намеком на подлинное
творчество, лишь знак, лишь подготовление.
Должно
быть осознание того, как много в «культуре» от необходимости, а не от свободы, от приспособления, а не от
творчества.
Но доныне все
творчество «культуры»
было лишь подготовляющим намеком, знаком подлинного
творчества мира иного.
Религиозная эпоха
творчества будет переходом к иному бытию, а не к иной только «культуре», не к иным «наукам и искусствам».
Религиозная эпоха
творчества есть третье откровение, откровение антропологическое, следующее за откровением Ветхого и Нового Завета.
Так новый мир идет к
творчеству, но
творчества в нем не
было еще и не могло
быть до космически-антропологического поворота, до великой религиозной революции в человеческом самосознании.
И видно
будет, что
творчество «культуры»
было подменой
творчества «бытия» в эпоху закона и искупления, когда творческие силы человека
были еще подавлены.
Ницше возненавидел Бога, потому что одержим
был той несчастной идеей, что
творчество человека невозможно, если
есть Бог.
Если искупление обращено к одному аспекту Христа, к Сыну Божьему, страдающему и жертвенному, то
творчество должно
быть обращено к другому аспекту Христа, к Сыну Божьему, прославленному и могучему.
По этому ветхому сознанию в здешнем мире удел человека лишь искупление греха, изживание греха,
творчество же
будет возможно лишь на том свете, да и то еще неизвестно, так как «тот свет» представляется статически, а не динамически.
До конца времен не осуществится вполне закон и не завершится искупление, но религиозная эпоха
творчества будет существовать с неисключенным законом и неотмененным искуплением.
Мировой переход к религиозной эпохе
творчества не может
быть изменой закону и искуплению.
В откровении
творчества лишь окончательно
будет осмыслено и осуществлено откровение закона и искупления, ибо Христос, Логос мира, един и вечен.
Вопрос о религиозном смысле
творчества до сих пор еще никогда не
был поставлен, такой вопрос не возникал даже в сознании.
Таким содержанием и задачей может
быть лишь
творчество.
В гениальном дерзновении Федорова
есть срыв и уклон, но все же жертва пассивного христианского сознания, для которого не раскрылось еще
творчество.
И человеческое
творчество не может
быть исправлением смертоносных последствий греха.
В подзаконном, ветхозаветном своем сознании, так добросовестно и верно отраженном Кантом, не дерзает человек обнаружить своей творческой природы, он дерзает лишь творить дифференцированные виды культуры, ибо это дифференцированное
творчество есть послушание закону, выполнение норм.
Общеобязательное послушание норме, логической, этической и эстетической, в созидании дифференцированной культуры
есть послушание последствиям греха,
есть приспособление к необходимости, а не
творчество.
Человек творческой мировой эпохи, человек, сознавший себя творцом, всегда революционен по отношению к
творчеству подзаконному, нормативному, культурно-дифференцированному, ибо
творчество не может
быть ни послушанием закону, ни послушанием искуплению.
Поэтому в сознательном, слишком сознательном отношении к
творчеству германской культуры
есть некое рабство духа, прикрывающее творческую природу человека.
Неточные совпадения
— Новое течение в литературе нашей — весьма показательно. Говорят, среди этих символистов, декадентов
есть талантливые люди. Литературный декаданс указывал бы на преждевременное вырождение класса, но я думаю, что у нас декадентство явление подражательное, юнцы наши подражают
творчеству жертв и выразителей психического распада буржуазной Европы. Но, разумеется, когда подрастут — выдумают что-нибудь свое.
«Сегодня мы еще раз услышим идеальное исполнение народных песен Е. В. Стрешневой. Снова она
будет щедро бросать в зал купеческого клуба радужные цветы звуков, снова взволнует нас лирическими стонами и удалыми выкриками, которые чутко подслушала у неисчерпаемого источника подлинно народного
творчества».
Я сохраню, впрочем, эти листки: может
быть… Нет, не хочу обольщать себя неверной надеждой!
Творчество мое не ладит с пером. Не по натуре мне вдумываться в сложный механизм жизни! Я пластик, повторяю: мое дело только видеть красоту — и простодушно, «не мудрствуя лукаво», отражать ее в создании…
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе ночью, которую в последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее
будет издалека. Даль оденет их в лучи поэзии; я
буду видеть одно чистое создание
творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
— Да, но глубокий, истинный художник, каких нет теперь: последний могикан!.. напишу только портрет Софьи и покажу ему, а там попробую силы на романе. Я записывал и прежде кое-что: у меня
есть отрывки, а теперь примусь серьезно. Это новый для меня род
творчества; не удастся ли там?