Неточные совпадения
И мы можем и должны почувствовать себя настоящими
людьми, с ядром личности, с существенной, а не призрачной религиозной
волей.
«Так адамический
человек, которому предстояло стать апостолом или Христом, был рожден уже до того, как Христос в нем страдал; но сперва должен Христос в нем воскреснуть, а Иуда как змеиная
воля в смерти Христовой удавиться и умереть со своей злой
волей — лишь тогда человек-Адам станет Христом (курсив мой).
В каждой отдельной способности
человека — целый мир в зародыше, который и выявляется от времени до времени при дисгармоническом раздражении» [См. там же, с. 303.]. «Поскольку
человек по своей двойственной природе есть зеркало самой Истины в том смысле, что законы всего духовного и всего чувственного коренятся в его собственных законах, постольку
человек божественной природы» [См. там же, с. 304.]. «Истинно благая
воля в
человеке есть Христос в нем» [См. там же, с. 352.].
Он сам — как мир человеческий — есть опосредующая
воля, причина действующая, расположенная между этими двумя природами, чтобы служить им связью, средством соединения и воссоединить два действия, два движения, которые иначе были бы несовместимы» (фр.).]] скрыто исключительное антропологическое сознание, которое трудно найти в официальных церковных учениях и в официальных философских учениях [Замечательно учил Парацельс о творческой роли
человека в мире.
Из самого
человека ничто не должно раскрыться, он должен лишь освободить место для
воли Божьей.
И в каждом
человеке должна быть
воля не только божественная, но и человеческая.].
В священных письменах, в которых открывается
человеку воля Божья, всегда находит
человек абсолютную правду, но другую и о другом.
Бог открыл грешному
человеку свою
волю в законе и дал
человеку благодать искупления, послав в мир Сына своего Единородного.
Закон вскрывает зло грешной природы
человека и говорит не, не, ставит предел злой
воле.
Принудительное откровение творчества как закона, как наставления в пути противоречило бы Божьей идее о свободе
человека, Божьей
воле увидеть в
человеке творца, отображающего Его божественную природу.
Бог-Творец актом всемогущей и всеведущей своей
воли сотворил
человека — свой образ и подобие как существо свободное и обладающее творческой мощью, как призванного царя творения.
Актом своей всемогущей и всеведущей
воли захотел Творец ограничить свое предвидение того, что раскроет творческая свобода
человека, ибо в этом предвидении было бы уже насилие и ограничение свободы
человека в творчестве.
Бог премудро сокрыл от
человека свою
волю о том, что
человек призван быть свободным и дерзновенным творцом, и от себя сокрыл то, что сотворит
человек в своем свободном дерзновении.
Философия риккертовской школы в конце концов безвольна, несмотря на ее волюнтаристическую окраску, в ней нет
воли к иному состоянию бытия, к иной мощи
человека, она послушна данному состоянию как роковому и непреодолимому.
Но
воля человеческая должна открыться самим
человеком.
Описания его религиозных прозрений в тюрьме — изумительны, покорность
воле Божьей этого авантюриста и скандалера, убивавшего
людей направо и налево, потрясает [Бенвенуто Челлини описывает, как в замке св. Ангела ему «явился Христос, распятый на кресте, столь же сияющий золотом, как и самое солнце» («Жизнь Бенвенуто Челлини, им самим рассказанная», изд. Ледерле, т. 1, с. 327).
Я как христианин на вопрос, что такое добро, вместе с Ницше могу ответить: «Все, что повышает чувство силы,
волю к силе, саму силу в
человеке» (Nietsche Werke, Band VIII, с. 218).
В морали индусских йогов есть ценный призыв к самодисциплине
воли, к духовной сосредоточенности, но есть и опасность окончательного подавления дионисически-страстной природы
человека.
Этика творчества должна освободить
человека от того давящего чувствования себя
волом, от того самосознания, которое одинаково присуще и ветхой книге Бытия, и новым книгам по экономическому материализму.
То, что в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на
воле людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной жизни человеческой.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Не умирал! А разве ему и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе
волю. Дядюшка-де
человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить. Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка твой, конечно, не воскресал.
Он не мог согласиться с тем, что десятки
людей, в числе которых и брат его, имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают
волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Он, столь мужественный
человек, в отношении ее не только никогда не противоречил, но не имел своей
воли и был, казалось, только занят тем, как предупредить ее желания.
— Я тебе говорю, что не сотни и не
люди бесшабашные, а лучшие представители народа! — сказал Сергей Иваныч с таким раздражением, как будто он защищал последнее свое достояние. — А пожертвования? Тут уж прямо весь народ выражает свою
волю.
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими
людьми в одно общество верующих, которое называют церковью.