Ей принадлежат «Письма оттуда», напечатанные в «Современных записках», которые, впрочем,
не дают о ней вполне верной характеристики.
Неточные совпадения
Но у меня
не было того, что называют культом вечной женственности и о чем любили говорить в начале XX века, ссылаясь на культ Прекрасной
Дамы, на Данте, на Гёте.
Однажды на пороге отрочества и юности я был потрясен мыслью: пусть я
не знаю смысла жизни, но искание смысла уже
дает смысл жизни, и я посвящу свою жизнь этому исканию смысла.
Никита Пустосвят, так именовали одного из сектантов,
давал такого рода реплики: «
Не паши мне по голове».
Но творческий акт человека
не может целиком определяться материалом, который
дает мир, в нем есть новизна,
не детерминированная извне миром.
Исторические катастрофы обнаруживают большой динамизм и
дают впечатление создания совершенно новых миров, но совсем
не благоприятны для творчества, как я его понимал и как его предвидел в наступлении новой творческой религиозной эпохи.
Человек может
давать ответ
не на призывы Бога, а на призыв Сатаны.
Глава государства Калинин сказал нам изумительную фразу: «Рекомендация Луначарского
не имеет никакого значения, все равно как если бы я
дал рекомендацию за своей подписью — тоже
не имело бы никакого значения, другое дело, если бы товарищ Сталин рекомендовал».
«Путь»
не был боевым органом, он лишь
давал место для творческих проявлений мысли на почве православия.
Я
не умел
дать почувствовать свою центральную тему.
Ницше, Кирхегардт со своей системой псевдонимов, роман психологического анализа и особенно школа психоанализа
давали пищу такому пониманию: человек
не то, за что он себя выдает.
Все иначе у меня определяется, в более глубинном слое, где
не может быть изменений, и я
не знаю, сумел ли я
дать это почувствовать в своей книге.
В том, что я писал, я
давал уже результаты своей внутренней борьбы, но самой внутренней борьбы могли и
не заметить.
Жаль, что Иохим
не дал напрокат кареты, а хорошо бы, черт побери, приехать домой в карете, подкатить этаким чертом к какому-нибудь соседу-помещику под крыльцо, с фонарями, а Осипа сзади, одеть в ливрею.
Стучит, гремит, стучит, гремит, // Снохе спать
не дает: // Встань, встань, встань, ты — сонливая! // Встань, встань, встань, ты — дремливая! // Сонливая, дремливая, неурядливая!
Одно привычное чувство влекло его к тому, чтобы снять с себя и на нее перенести вину; другое чувство, более сильное, влекло к тому, чтобы скорее, как можно скорее,
не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить его.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы
дали двести, то есть
не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица!
Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и
давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве
не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как же
не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую
даму?
Да сказать Держиморде, чтобы
не слишком
давал воли кулакам своим; он, для порядка, всем ставит фонари под глазами — и правому и виноватому.