Неточные совпадения
Если это и
будет автобиографией, то автобиографией философской,
историей духа и самосознания.
Эти части книги мне нужны
были для описания разных атмосфер, через которые я проходил в
истории моего духа.
Это
был случай небывалый в
истории кадетского корпуса.
Лишь свобода должна
быть сакрализирована, все же ложные сакрализации, наполняющие
историю, должны
быть десакрализированы.
Социализация пола и любви
есть один из самых отталкивающих процессов человеческой
истории, он калечит человеческую жизнь и причиняет неисчислимые страдания.
Если социализация хозяйства желательна и справедлива, то социализация самого человека, которая происходила во всю
историю,
есть источник рабства и духовно реакционна.
Я много читал книг по
истории, но чтение это
было для меня мучительно.
Она сказывалась в моем глубоком презрении ко всем лжесвятыням и лжевеличиям
истории, к ее лжевеликим людям, в моем глубоком убеждении, что вся эта цивилизационная и социализированная жизнь с ее законами и условностями не
есть подлинная, настоящая жизнь.
Но вместе с тем у меня
было чувство
истории, которого у Л. Толстого не
было.
Журнал «Вопросы жизни» имел большое симптоматическое значение, он отражал течения того времени, он
был новым явлением в
истории русских журналов.
Путаница, по-моему, заключалась в том, что в действительности в
истории христианства
было не недостаточно, а слишком много «плоти» и
было недостаточно духа.
Но уровень его знаний по
истории религии не
был особенно высок, как и вообще у людей того времени, которые мало считались с достижениями науки в этой области.
У нас совсем не
было индивидуализма, характерного для европейской
истории и европейского гуманизма, хотя для нас же характерна острая постановка проблемы столкновения личности с мировой гармонией (Белинский, Достоевский).
Русский культурный ренессанс начала века
был одной из самых утонченных эпох в
истории русской культуры.
Я делал вид, что нахожусь в этих реальностях внешнего мира,
истории, общества, хотя сам
был в другом месте, в другом времени, в другом плане.
1 по Закону Божьему
был скандал небывалый в
истории кадетского корпуса.
Тогда встал епископ Федор, тогда ректор Московской духовной академии, то
есть высшего учебного заведения, и сказал: «Зачем сравнительная
история религий, которая может соблазнить?
У меня также всегда
было особенное почитание святого Франциска, которого я считаю величайшим явлением в
истории христианства, и я непременно хотел посетить Ассизы.
Я
был очень сосредоточен на проблемах философии
истории и думал, что время очень благоприятствовало историософической мысли.
У меня
есть острое чувство судеб
истории, и для меня это противоречие, потому что я мучительно не люблю
истории.
Западные культурные люди рассматривают каждую проблему прежде всего в ее отражениях в культуре и
истории, то
есть уже во вторичном.
Думаю, что прежде всего я принес эсхатологическое чувство судеб
истории, которое западным людям и западным христианам
было чуждо и, может
быть, лишь сейчас пробуждается в них.
Наиболее боевыми
были мои собственные статьи, и они иногда производили впечатление скандала, например, статьи против Карловацкого епископата, против разрыва с Московской церковью, против осуждения митрополитом Сергием учения о Софии отца С. Булгакова, против Богословского института в связи с
историей с Г. П. Федотовым.
Но все же сказывается длительный период упадка философского творчества, когда философия
была сведена к
истории философии, к философии наук и социологии.
Наиболее печальна
была история с В.И., человеком больших умственных дарований, разговор с которым бывал интересен.
Из книг другого типа: «Судьба человека в современном мире», которая гораздо лучше формулирует мою философию
истории современности, чем «Новое средневековье», и «Источники и смысл русского коммунизма», для которой должен
был много перечитать по русской
истории XIX века, и «Русская идея».
Уже категория бытия, которая играет такую роль в
истории философии, начиная с Греции,
есть продукт объективации мысли.
Эсхатологизм связан
был для меня с тем, что все мне казалось хрупким, люди угрожаемыми смертью, все в
истории преходящим и висящим над бездной.
История, не имеющая конца,
была бы бессмысленна.
В историческом времени нельзя мыслить конец
истории, он может
быть лишь по ту сторону исторического времени.
Конец
истории не
есть историческое событие.
Конец мира и
истории не может произойти в будущем, то
есть в нашем времени.
И вместе с тем конец мира и
истории не может
быть лишь потусторонним, совершенно по ту сторону
истории, он разом и по ту сторону и по эту сторону, он
есть противоречие для нашей мысли, которое снимается, но не самой мыслью.
Но в данный час
истории христианство находится в антракте между двумя эпохами, и этим, вероятно, объясняется, что оно не играет той активной роли, какую должно
было бы играть.
В
истории могут начаться события, которые
будут все более и более принимать характер метаисторический, и это
будет как бы время исторических чудес.
Христианская эсхатология
была приспособлена к категориям этого мира, ко времени этого мира и
истории, она не вышла в иной эон.
Метаисторическое откровение просвечивает в
истории, но оно не
есть историческое откровение.
Страх с древних времен
есть основной человеческий аффект, он движет
историей.
Практический же вывод из моей веры оборачивается обвинением против моей эпохи:
будьте человечны в одну из самых бесчеловечных эпох мировой
истории, храните образ человека, он
есть образ Божий.
Неточные совпадения
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из
истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в город оловянных солдатиков и однажды, в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки
была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это
было едва ли не лучшее время в его
истории.
Благотворная сила его действий
была неуловима, ибо такие мероприятия, как рукопожатие, ласковая улыбка и вообще кроткое обращение, чувствуются лишь непосредственно и не оставляют ярких и видимых следов в
истории.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не
было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно
было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою
историю…
"Несмотря на добродушие Менелая, — говорил учитель
истории, — никогда спартанцы не
были столь счастливы, как во время осады Трои; ибо хотя многие бумаги оставались неподписанными, но зато многие же спины пребыли невыстеганными, и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"