Неточные совпадения
Ад допустим
в том смысле, что человек
может захотеть
ад, предпочесть его раю,
может себя лучше чувствовать
в аду, чем
в раю.
Идея
ада есть идея рока на вечность, ибо
в аду нет уже ни свободы, ни благодати, которые
могли бы из него вывести.
Человеческая воля, резко разделяющая мир на две части, представляет себе
ад как вечную каторжную тюрьму,
в которой «злые» уже изолированы — не
могут причинять зла добрым.
И потому нравственная воля человека никогда не
может быть направлена на оттеснение какого-либо существа
в ад, на требование этого оттеснения как осуществления справедливости.
Только нисхождение Сына Божьего
в ад может освободить от него.
Если было время, когда устрашающая идея
ада удерживала социальную обыденность
в церкви, то теперь наступило время, когда эта идея
может лишь помешать войти
в церковь.
Ад, бесспорно, существует, он раскрывается нам
в опыте, он
может быть нашим путем.
Я сам для себя
могу создавать себе
ад и, увы, слишком много
в жизни делаю, чтобы создавать его.
И
в этом царстве добра не
могло бы быть цельности, была бы отравленность соседством
ада с вечными муками злых.
Мысль об
аде как об окончательном торжестве Божьей правды, Божьей справедливости есть невозможная мысль, и она не
может успокоить находящихся
в раю.
Но это освобождение от
ада не
может быть насилием над «злыми», пребывающими
в аду.
Злые и находящиеся
в аду могут быть приведены лишь к сверхдобру, т. е. введены
в Царство, лежащее по ту сторону добра и зла,
в котором нет уже ни нашего добра, ни нашего зла.
Основное положение этики, понявшей парадокс добра и зла,
может быть так формулировано: поступай так, как будто бы ты слышишь Божий зов и призван
в свободном и творческом акте соучаствовать
в Божьем деле, раскрывай
в себе чистую и оригинальную совесть, дисциплинируй свою личность, борись со злом
в себе и вокруг себя, но не для того, чтобы оттеснять злых и зло
в ад и создавать адское царство, а для того, чтобы реально победить зло и способствовать просветлению и творческому преображению злых.
Неточные совпадения
Противоречие, заключавшееся
в занимаемой им должности, состояло
в том, что назначение должности состояло
в поддерживании и защите внешними средствами, не исключая и насилия, той церкви, которая по своему же определению установлена самим Богом и не
может быть поколеблена ни вратами
ада ни какими то бы ни было человеческими усилиями.
— Знаю, что наступит рай для меня, тотчас же и наступит, как объявлю. Четырнадцать лет был во
аде. Пострадать хочу. Приму страдание и жить начну. Неправдой свет пройдешь, да назад не воротишься. Теперь не только ближнего моего, но и детей моих любить не смею. Господи, да ведь поймут же дети,
может быть, чего стоило мне страдание мое, и не осудят меня! Господь не
в силе, а
в правде.
— Но вы описываете не действительность, а какой-то вымышленный
ад! —
могут сказать мне. Что описываемое мной похоже на
ад — об этом я не спорю, но
в то же время утверждаю, что этот
ад не вымышлен мной. Это «пошехонская старина» — и ничего больше, и, воспроизводя ее, я
могу, положа руку на сердце, подписаться: с подлинным верно.
В притчах есть жестокость и беспощадность, и многочисленные ортодоксальные любители
ада могут на них опираться.
Но были минуты, когда я отвергал Бога, были мучительные минуты, когда мне приходило
в голову, что,
может быть, Бог зол, а не добр, злее меня, грешного человека, и эти тяжелые мысли питались ортодоксальными богословскими доктринами, судебным учением об искуплении, учением об
аде и многим другим.