Неточные совпадения
Мы с Ноздриным сняли с себя верхнее платье и повесили его под крышей гробницы, чтобы оно просохло. Всю ночь мы сидели у костра и дремали, время от времени подбрасывая
дрова в огонь, благо
в них не было недостатка. Мало-помалу дремота стала одолевать нас. Я не сопротивлялся ей, и скоро все покончил глубоким сном.
Я подбросил
дров в огонь и разбудил его.
Часов
в девять вечера с моря надвинулся туман настолько густой, что на нем, как на экране, отражались тени людей, которые то вытягивались кверху, то припадали к земле. Стало холодно и сыро. Я велел подбросить
дров в огонь и взялся за дневники, а казаки принялись устраиваться на ночь.
Согревшись у
огня, мы незадолго до сумерек еще раз сходили за
дровами и
в два приема принесли столько
дров, что могли жечь их всю ночь до утра.
Собрав остатки последних сил, мы все тихонько пошли вперед. И вдруг действительно
в самую критическую минуту с левой стороны показались кустарники. С величайшим трудом я уговорил своих спутников пройти еще немного. Кустарники стали попадаться чаще вперемежку с одиночными деревьями.
В 21/2 часа ночи мы остановились. Рожков и Ноздрин скоро развели
огонь. Мы погрелись у него, немного отдохнули и затем принялись таскать
дрова. К счастью, поблизости оказалось много сухостоя, и потому
в дровах не было недостатка.
— Балаган! — закричал я своим спутникам. Тотчас Рожков и Ноздрин явились на мой зов. Мы разобрали корье и у себя на биваке сделали из него защиту от ветра. Затем мы сели на траву поближе к
огню, переобулись и тотчас заснули. Однако, сон наш не был глубоким. Каждый раз, как только уменьшался
огонь в костре, мороз давал себя чувствовать. Я часто просыпался, подкладывал
дрова в костер, сидел, дремал, зяб и клевал носом.
Неточные совпадения
Костер стал гореть не очень ярко; тогда пожарные, входя во дворы, приносили оттуда поленья
дров, подкладывали их
в огонь, — на минуту дым становился гуще, а затем
огонь яростно взрывал его, и отблески пламени заставляли дома дрожать, ежиться.
Клим посмотрел на людей, все они сидели молча; его сосед, нагнувшись, свертывал папиросу. Диомидов исчез. Закипала, булькая, вода
в котлах; усатая женщина полоскала
в корыте «сычуги», коровьи желудки, шипели сырые
дрова в печи. Дрожал и подпрыгивал
огонь в лампе, коптило надбитое стекло.
В сумраке люди казались бесформенными, неестественно громоздкими.
Любимым местом Дерсу был уголок около печки. Он садился на
дрова и подолгу смотрел на
огонь.
В комнате для него все было чуждо, и только горящие
дрова напоминали тайгу. Когда
дрова горели плохо, он сердился на печь и говорил:
На биваке костер горел ярким пламенем. Дерсу сидел у
огня и, заслонив рукой лицо от жара, поправлял
дрова, собирая уголья
в одно место; старик Китенбу гладил свою собаку. Альпа сидела рядом со мной и, видимо, дрожала от холода.
Дерсу еще раз подбросил
дров в огонь. Яркое, трепещущее пламя взвилось кверху и красноватым заревом осветило кусты и прибрежные утесы — эти безмолвные свидетели нашего договора и обязательств по отношению друг к другу.