Неточные совпадения
Солнце только что успело скрыться за горизонтом, и в то время, когда лучи его золотили верхушки гор, в долинах появились сумеречные тени.
На фоне бледного неба резко выделялись вершины деревьев с пожелтевшими листьями. Среди птиц, насекомых, в сухой
траве — словом, всюду, даже в воздухе, чувствовалось приближение осени.
Кровь
на сухой
траве указывала, что зверь действительно был ранен.
Здесь он имел характер расплывчатый, неясный, а далее
на восток, вероятно в верховьях Даубихе и Улахе [У-ла-хэ — река, где растет много
травы у-ла, которую вкладывают в охотничью обувь.], был высок и величествен.
Как только лошади были расседланы, их тотчас пустили
на свободу. Внизу, под листьями,
трава была еще зеленая, и это давало возможность пользоваться кое-каким подножным кормом.
На месте яркого костра лежала груда золы; огня почти не было видно;
на земле валялись порожние банки из-под консервов; там, где стояла палатка, торчали одни жерди и лежала примятая
трава.
Сзади,
на востоке, толпились горы:
на юге были пологие холмы, поросшие лиственным редколесьем;
на севере, насколько хватал глаз, расстилалось бесконечное низменное пространство, покрытое
травой.
Заметив лодку, выпь забилась в
траву, вытянула шею и, подняв голову кверху, замерла
на месте.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду видел только
траву и болото. Далеко
на западе чуть-чуть виднелись туманные горы. По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
По его словам, птицы любят двигаться против ветра. При полном штиле и во время теплой погоды они сидят
на болотах. Если ветер дует им вслед, они зябнут, потому что холодный воздух проникает под перья. Тогда птицы прячутся в
траве. Только неожиданный снегопад может принудить пернатых лететь дальше, невзирая
на ветер и стужу.
Исторические и географические сведения об озере Ханка. — Торопливый перелет птиц. — Заблудились. — Пурга. — Шалаш из
травы. — Возвращение
на бивак. — Путь до Дмитровки. — Дерсу заботится о лодке. — Бивак гольда за деревней. — Планы Дерсу. — Прощание. — Возвращение во Владивосток
Ощупывая почву ногами, мы осторожно пробирались вперед и, пройдя с полкилометра, очутились
на сухом месте, густо заросшем
травой.
«Придется ночевать», — подумал я и вдруг вспомнил, что
на этом острове нет дров: ни единого деревца, ни единого кустика, ничего, кроме воды и
травы. Я испугался.
Едва успевали мы положить
на землю срезанную
траву, как сверху ее тотчас заносило снегом.
Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от снега. Воздух был свежий, прозрачный. Морозило. По небу плыли разорванные облака; кое-где виднелось синее небо. Хотя кругом было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая снегом
трава лежала полосами. Дерсу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил
на нем мои обутки.
Он старательно очистил ее от песка и обтер
травой, затем перевернул вверх дном и поставил
на катки.
Зимняя обувь — те же унты, только большего размера, для того чтобы можно было набивать их сухой
травой и надевать
на теплую портянку.
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить все наши желания и просили только, чтобы не пускать лошадей
на волю, дабы они не потравили полей. Они дали коням овса и наносили
травы столько, что ее хватило бы до утра
на отряд вдвое больший, чем наш. Все исполнялось быстро, дружно и без всяких проволочек.
Здесь были шкуры зверей, оленьи панты, медвежья желчь, собольи и беличьи меха, бумажные свечи, свертки с чаем, новые топоры, плотничьи и огородные инструменты, луки, настораживаемые
на зверей, охотничье копье, фитильное ружье, приспособления для носки
на спине грузов, одежда, посуда, еще не бывшая в употреблении, китайская синяя даба, белая и черная материя, одеяла, новые улы, сухая
трава для обуви, веревки и тулузы [Корзины, сплетенные из прутьев и оклеенные материей, похожей
на бумагу, но настолько прочной, что она не пропускает даже спирт.] с маслом.
Небольшие птицы с сердитым взглядом и с клювом, как у хищника, они поминутно то взлетали
на ветки деревьев, то опускались
на землю, как будто что-то клевали в
траве, затем опять взлетали наверх и ловко прятались в листве.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться в норку. По тому, как он прятался, видно было, что опасность приучила его быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине леса. Затем я увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала по колоднику, влезала
на деревья, спускалась вниз и снова пряталась в
траве. Окраска бурундука пестрая, желтая; по спине и по бокам туловища тянется 5 черных полос.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес, кусты и
траву, обильно смоченные росой.
В одном месте он остановился и указал
на старую тропу, заросшую
травой и кустарником.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде
травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли
на землю. Никто не узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Из настоящих кустарников можно указать
на таволожник иволистный с ярко-золотистыми цветами, особый вид боярышника с редкими и короткими иглами и с белесоватыми листьями с нижней стороны, жимолость Маака более 4 м высоты с многочисленными розоватыми цветами и богородскую
траву с лежащими по земле стеблями, ланцетовидными мелкими листьями и ярко-пурпурово-фиолетовыми цветами.
Из морского песку здесь образовались дюны, заросшие шиповником,
травою и низкорослыми дубками, похожими скорее
на кустарники, чем
на деревья. Там, где наружный покров дюн был нарушен, пески пришли в движение и погребли под собой все, что встретилось
на пути.
Быть может, эти хищники из опыта знали, что вид их, сидящих
на сухостойных деревьях, пугает мелких птиц, тогда как, спрятавшись в
траве, они скорее могут рассчитывать
на добычу.
Но вот и мхи остались сзади. Теперь начались гольцы. Это не значит, что камни, составляющие осыпи
на вершинах гор, голые. Они покрыты лишаями, которые тоже питаются влагой из воздуха. Смотря по времени года, они становятся или сухими, так что легко растираются пальцами руки в порошок, или делаются мягкими и влажными. Из отмерших лишайников образуется тонкий слой почвы,
на нем вырастают мхи, а затем уже
травы и кустарники.
На дне его густо росли
трава и кустарники, любящие влагу.
На горелых местах всегда растут буйные
травы, превышающие рост человека.
Потом канюки спустились в
траву и, распустив крылья, продолжали бой
на земле.
Сумерки спустились
на землю раньше, чем мы успели дойти до перевала. День только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за моря, точно синий туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали
на небе и освещали кучевые облака, столпившиеся
на горизонте. В стороне шумел горный ручей, в
траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
Следующая фанзочка принадлежала капустоловам, а рядом с ней тянулись навесы из
травы, под которыми сушилась морская капуста. Здесь было много народа. Одни китайцы особыми крючьями доставали ее со дна моря, другие сушили капусту
на солнце, наблюдая за тем, чтобы она высохла ровно настолько, чтобы не стать ломкой и не утратить своего зеленовато-бурого цвета. Наконец третья группа китайцев была занята увязыванием капусты в пучки и укладкой ее под навесы.
Сразу от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был
на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в
траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
Спуск с хребта длинный и пологий. Идя по
траве, то и дело натыкаешься
на обгорелые, поваленные деревья. Сейчас же за перевалом начинается болото, покрытое замшистым хвойным лесом.
Погода нам не благоприятствовала. Все время моросило,
на дорожке стояли лужи,
трава была мокрая, с деревьев падали редкие крупные капли. В лесу стояла удивительная тишина. Точно все вымерло. Даже дятлы и те куда-то исчезли.
Чего тут только не было: порожний мешок из-под муки, 2 старенькие рубашки, свиток тонких ремней, пучок веревок, старые унты, гильзы от ружья, пороховница, свинец, коробочка с капсулями, полотнище палатки, козья шкура, кусок кирпичного чая вместе с листовым табаком, банка из-под консервов, шило, маленький топор, жестяная коробочка, спички, кремень, огниво, трут, смолье для растопок, береста, еще какая-то баночка, кружка, маленький котелок, туземный кривой ножик, жильные нитки, 2 иголки, пустая катушка, какая-то сухая
трава, кабанья желчь, зубы и когти медведя, копытца кабарги и рысьи кости, нанизанные
на веревочку 2 медные пуговицы и множество разного хлама.
Следующий день — 7 августа. Как только взошло солнце, туман начал рассеиваться, и через какие-нибудь полчаса
на небе не было ни одного облачка. Роса перед рассветом обильно смочила
траву, кусты и деревья. Дерсу не было
на биваке. Он ходил
на охоту, но неудачно, и возвратился обратно как раз ко времени выступления. Мы сейчас же тронулись в путь.
Потом он стал говорить, что по их обычаю
на могилы покойников нельзя ходить, нельзя вблизи стрелять, рубить лес, собирать ягоды и мять
траву — нельзя нарушать покой усопших.
Покончив с шершнями, он побежал опять в лес, нарвал какой-то
травы и, растерев ее
на лезвии топора, приложил мне
на больные места, а сверху прикрыл кусочками мягкой бересты и обвязал тряпицами.
Оставив казаков ожидать нас в седловине, мы вместе с Дерсу поднялись
на гору. По гипсометрическим измерениям высота ее равна 1160 м. Подъем, сначала пологий, по мере приближения к вершине становился все круче и круче. Бесспорно, что гора Тудинза является самой высокой в этой местности. Вершина ее представляет собой небольшую площадку, покрытую
травой и обставленную по краям низкорослой ольхой и березой.
Надо все время упираться ногой в камни, в бурелом, в основание куста, в кочку, обросшую
травой, и т.д. При подъеме
на гору это не опасно, но при спуске всегда надо быть осторожным. В таких случаях легко сорваться с кручи и полететь вниз головой.
Раньше всех проснулись бакланы. Они медленно, не торопясь, летели над морем куда-то в одну сторону, вероятно,
на корм. Над озером, заросшим
травой, носились табуны уток. В море,
на земле и в воздухе стояла глубокая тишина.
Несколько южнее в береговых обрывах можно наблюдать выходы вулканического туфа с прослойками горючей серы. Горы с северной стороны бухты оканчиваются обрывами высотой 75–98 м с узкой намывной полосой прибоя,
на которую море выбросило множество морской
травы.
Ночи сделались значительно холоднее. Наступило самое хорошее время года. Зато для лошадей в другом отношении стало хуже.
Трава, которой они главным образом кормились в пути, начала подсыхать. За неимением овса изредка, где были фанзы, казаки покупали буду и понемногу подкармливали их утром перед походом и вечером
на биваках.
Перейдя вброд реку, мы вышли
на тропинку и только собирались юркнуть в
траву, как навстречу нам из кустов вышел таз с винтовкой в руках.
До вечера еще было много времени, и потому мы с Дерсу взяли свои винтовки и пошли
на разведки. Осенью, во время ненастья, лес имеет особенно унылый вид. Голые стволы деревьев, окутанные холодным туманом, пожелтевшая
трава, опавшая
на землю листва и дряблые потемневшие папоротники указывали, что наступили уже сумерки года. Приближалась зима.
Взошла луна. Ясная ночь глядела с неба
на землю. Свет месяца пробирался в глубину темного леса и ложился по сухой
траве длинными полосами.
На земле,
на небе и всюду кругом было спокойно, и ничто не предвещало непогоды. Сидя у огня, мы попивали горячий чай и подтрунивали над гольдом.
Но
на запад, север и юг, насколько хватал глаз, передо мной развертывалась огромная, слабо всхолмленная низина, покрытая небольшими группами редкого лиственного леса, а за ними
на бесконечном пространстве тянулись белоснежные поля, поросшие
травой и кустарниками.
Вечером я узнал от него, что
на 4 км ниже в Иман впадает еще одна большая река — Нэйцухе [Нэй-чу-хэ — река, вытекающая изнутри.]. Почти половина ее протекает по низине Лофанзы среди кочковатых болот, покрытых высокой
травой и чахлой кустарниковой порослью. По его словам, Нэйцухе очень извилиста. Густые смешанные леса начинаются в 40 км от Имана. Потом идут гари и лесные болота. Из притоков Нэйцухе река Хайнето [Хэй-ни-дао — дорога с черной грязью.] славится как местность, богатая женьшенем.
Теперь перед нами расстилалась равнина, покрытая сухой буро-желтой
травой и занесенная снегом. Ветер гулял по ней, трепал сухие былинки. За туманными горами
на западе догорала вечерняя заря, а со стороны востока уже надвигалась холодная темная ночь.
На станции зажглись белые, красные и зеленые огоньки.