Неточные совпадения
Снимание шкуры с убитого животного отняло у нас более часа. Когда мы тронулись в обратный путь,
были уже глубокие сумерки. Мы шли долго и наконец увидели огни бивака. Скоро между
деревьями можно
было различить силуэты людей. Они двигались и часто заслоняли собой огонь. На биваке собаки встретили нас дружным лаем. Стрелки окружили пантеру, рассматривали ее и вслух высказывали свои суждения. Разговоры затянулись до самой ночи.
Спустившись с
дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо
было торопиться разыскать воду, в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы
был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не
было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве,
было делом далеко не легким.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы
деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла
было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
Во-первых, на тропе нигде не
было видно конских следов, во-вторых, по сторонам она не
была очищена от ветвей; наши лошади пробирались с трудом и все время задевали вьюками за
деревья.
— Наша скоро балаган найти
есть, — сказал он и указал на
деревья, с которых
была снята кора.
От места нашего ночлега долина стала понемногу поворачивать на запад. Левые склоны ее
были крутые, правые — пологие. С каждым километром тропа становилась шире и лучше. В одном месте лежало срубленное топором
дерево. Дерсу подошел, осмотрел его и сказал...
Действительно, скоро опять стали попадаться
деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них на самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это
была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно
было заключить из того, что вход в нее
был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы
деревья приняли однотонную серую окраску. В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе. По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой реки, горел огонь. Это
был наш бивак.
Деревьев теперь разобрать
было нельзя: они все стали похожи друг на друга.
Раньше по
деревьям можно
было далеко проследить реку, теперь же нигде не
было даже кустов, вследствие этого на несколько метров вперед нельзя
было сказать, куда свернет протока, влево или вправо.
Он устроен таким образом, что когда в нем вставляли поперечные распорки и за кольца привязывали к
деревьям, то получалось нечто вроде футляра, в котором можно
было лежать, сидеть и работать.
Погода
была пасмурная. Дождь шел не переставая. По обе стороны полотна железной дороги тянулись большие кочковатые болота, залитые водой и окаймленные чахлой растительностью. В окнах мелькали отдельные
деревья, телеграфные столбы, выемки. Все это
было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться. В вагоне зажгли свечи.
Всюду по низинам стояла вода, и если бы не
деревья, торчащие из луж, их можно
было бы принять за озера.
Почерневшие стволы
деревьев, обуглившиеся пни и отсутствие молодняка указывают на частые палы. Около железной дороги и
быть иначе не может.
Ниже росли кусты и
деревья, берег становился обрывистым и
был завален буреломом. Через 10 минут его лошадь достала до дна ногами. Из воды появились ее плечи, затем спина, круп и ноги. С гривы и хвоста вода текла ручьями. Казак тотчас же влез на коня и верхом выехал на берег.
Через минуту около
дерева никого не
было.
Внутри
дерева дупло вначале узкое, а затем к комлю несколько расширялось. Птичий пух, клочки шерсти, мелкая сухая трава и кожа, сброшенная ужом при линянии, свидетельствовали о том, что здесь находилось его гнездо, а ближе к выходу и несколько сбоку
было гнездо шмелей.
Уссурийская тайга — это девственный и первобытный лес, состоящий из кедра, черной березы, амурской пихты, ильма, тополя, сибирской
ели, липы маньчжурской, даурской лиственницы, ясеня, дуба монгольского, пальмового диморфанта, пробкового
дерева с листвой, напоминающей ясень, с красивой пробковой корой, бархатистой на ощупь, маньчжурского ореха с крупной листвой, расположенной на концах сучьев пальмообразно, и многих других пород.
Та к как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу не могут
быть нанесены на планшет, то съемщику рекомендуется идти сзади на таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно
было видеть между
деревьями.
К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь
деревья можно
было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
Рододендроны
были теперь в полном цвету, и от этого скалы, на которых они росли, казались пурпурно-фиолетовыми. Долину Фудзина можно назвать луговой. Старый дуб, ветвистая липа и узловатый осокорь растут по ней одиночными
деревьями. Невысокие горы по сторонам покрыты смешанным лесом с преобладанием пихты и
ели.
В стороне звонко куковала кукушка. Осторожная и пугливая, она не сидела на месте, то и дело шныряла с ветки на ветку и в такт кивала головой, подымая хвост кверху. Не замечая опасности, кукушка бесшумно пролетела совсем близко от меня, села на
дерево и начала
было опять куковать, но вдруг испугалась, оборвала на половине свое кукование и торопливо полетела обратно.
Она проворно лазила по
деревьям, лущила еловые шишки и так пронзительно кричала, как будто хотела лесу оповестить, что здесь
есть человек.
Тогда я понял, что он меня боится. Он никак не мог допустить, что я мог
быть один, и думал, что поблизости много людей. Я знал, что если я выстрелю из винтовки, то пуля пройдет сквозь
дерево, за которым спрятался бродяга, и убьет его. Но я тотчас же поймал себя на другой мысли: он уходил, он боится, и если я выстрелю, то совершу убийство. Я отошел еще немного и оглянулся. Чуть-чуть между
деревьями мелькала его синяя одежда. У меня отлегло от сердца.
Если бы не красные тряпицы, повешенные на соседние
деревья, то можно
было бы пройти мимо нее и не заметить.
До сумерек
было еще далеко. Я взял свою винтовку и пошел осматривать окрестности. Отойдя от бивака с километр, я сел на пень и стал слушать. В часы сумерек пернатое население тайги всегда выказывает больше жизни, чем днем. Мелкие птицы взбирались на верхушки
деревьев, чтобы взглянуть оттуда на угасающее светило и послать ему последнее прости.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться в норку. По тому, как он прятался, видно
было, что опасность приучила его
быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине леса. Затем я увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала по колоднику, влезала на
деревья, спускалась вниз и снова пряталась в траве. Окраска бурундука пестрая, желтая; по спине и по бокам туловища тянется 5 черных полос.
Тогда я вернулся назад и пошел в прежнем направлении. Через полчаса я увидел огни бивака. Яркое пламя освещало землю, кусты и стволы
деревьев. Вокруг костров суетились люди. Вьючные лошади паслись на траве; около них разложены
были дымокуры. При моем приближении собаки подняли лай и бросились навстречу, но, узнав меня, сконфузились и в смущении вернулись обратно.
От гнуса может
быть только 2 спасения: большие дымокуры и быстрое движение. Сидеть на месте не рекомендуется. Отдав приказ вьючить коней, я подошел к
дереву, чтобы взять ружье, и не узнал его. Оно
было покрыто густым серо-пепельным налетом — все это
были мошки, прилипшие к маслу. Наскоро собрав свои инструменты и не дожидаясь, когда завьючат коней, я пошел по тропинке.
Время от времени в лесу слышались странные звуки, похожие на барабанный бой. Скоро мы увидели и виновника этих звуков — то
была желна. Недоверчивая и пугливая, черная с красной головкой, издали она похожа на ворону. С резкими криками желна перелетала с одного места на другое и, как все дятлы, пряталась за
деревья.
С одного
дерева снялась большая хищная птица. Это
был царь ночи — уссурийский филин. Он сел на сухостойную
ель и стал испуганно озираться по сторонам. Как только мы стали приближаться к нему, он полетел куда-то в сторону. Больше мы его не видели.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась река. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой.
Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа
была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не
было сомнения, что мы ошиблись и пошли не по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
На другой день
было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам
деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
Оба китайца занялись работой. Они убирали сухие ветки, упавшие с
деревьев, пересадили 2 каких-то куста и полили их водой. Заметив, что воды идет в питомник мало, они пустили ее побольше. Потом они стали полоть сорные травы, но удаляли не все, а только некоторые из них, и особенно
были недовольны, когда поблизости находили элеутерококк.
В Уссурийском крае едва ли можно встретить сухие хвойные леса, то
есть такие, где под
деревьями земля усеяна осыпавшейся хвоей и не растет трава. Здесь всюду сыро, всюду мох, папоротники и мелкие осоки.
Чем ближе мы подходили к хребту, тем лес становился все гуще, тем больше он
был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на
ель, но ветви его расположены, как у лиственного
дерева.
Из морского песку здесь образовались дюны, заросшие шиповником, травою и низкорослыми дубками, похожими скорее на кустарники, чем на
деревья. Там, где наружный покров дюн
был нарушен, пески пришли в движение и погребли под собой все, что встретилось на пути.
Характер растительности
был тот же самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива росли то группами, то в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми, в особенности если к ним еще примешивалось чертово
дерево. Идти по таким кустарникам в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
Быть может, эти хищники из опыта знали, что вид их, сидящих на сухостойных
деревьях, пугает мелких птиц, тогда как, спрятавшись в траве, они скорее могут рассчитывать на добычу.
День близился к концу. Солнце клонилось на запад, от
деревьев по земле протянулись длинные тени. Надо
было становиться на ночь. Выбрав место, где
есть вода, мы стали устраивать бивак.
Натуралист-ботаник отметил бы здесь, кроме кедра,
ели, даурской березы и маньчжурского ореха, еще сибирскую лиственницу, растущую вместе с дубом и мелколистным кленом, «моно» — собственно, орочское название этого
дерева; академик Максимович удержал его как видовое.
При сравнительно высокой летней температуре и обилии поливки климат Уссурийского края мог бы
быть весьма благоприятен для садоводства, но страшная сухость и сильные ветры зимою губительно влияют на фруктовые
деревья и не позволяют им развиваться как следует.
Спуск с хребта
был не легче подъема. Люди часто падали и больно ушибались о камни и сучья валежника. Мы спускались по высохшему ложу какого-то ручья и опять долго не могли найти воды. Рытвины, ямы, груды камней, заросли чертова
дерева, мошка и жара делали эту часть пути очень тяжелой.
Как бы ни
был мал дождь в лесу, он всегда вымочит до последней нитки. Каждый куст и каждое
дерево собирают дождевую воду на листьях и крупными каплями осыпают путника с головы до ног. Скоро я почувствовал, что одежда моя стала намокать.
Через четверть часа я подошел настолько близко к огню, что мог рассмотреть все около него. Прежде всего я увидел, что это не наш бивак. Меня поразило, что около костра не
было людей. Уйти с бивака ночью во время дождя они не могли. Очевидно, они спрятались за
деревьями.
Тотчас мы стали сушиться. От намокшей одежды клубами повалил пар. Дым костра относило то в одну, то в другую сторону. Это
был верный признак, что дождь скоро перестанет. Действительно, через полчаса он превратился в изморось. С
деревьев продолжали падать еще крупные капли.
Под большой
елью, около которой горел огонь,
было немного суше. Мы разделись и стали сушить белье. Потом мы нарубили пихтача и, прислонившись к
дереву, погрузились в глубокий сон.
Сумрачная ночь близилась к концу. Воздух начал синеть. Уже можно
было разглядеть серое небо, туман в горах, сонные
деревья и потемневшую от росы тропинку. Свет костра потускнел; красные уголья стали блекнуть. В природе чувствовалось какое-то напряжение; туман подымался все выше и выше, и наконец пошел чистый и мелкий дождь.
Погода нам не благоприятствовала. Все время моросило, на дорожке стояли лужи, трава
была мокрая, с
деревьев падали редкие крупные капли. В лесу стояла удивительная тишина. Точно все вымерло. Даже дятлы и те куда-то исчезли.
— Капитан, — обратился ко мне Дерсу, — теперь надо хорошо смотри. Твоя винтовка патроны
есть? Тихонько надо ходи. Какая ямка, какое
дерево на земле лежи, надо хорошо посмотри. Торопиться не надо. Это — амба. Твоя понимай — амба!..