Неточные совпадения
Цель моей командировки заключалась
в обследовании Шкотовского района
в военном отношении и
в изучении перевалов
в горном узле Да-дянь-шань [Да-цзянь-шань — большие остроконечные
горы.
В глубине
гор и лесов оно было своего рода меновой единицей.
Солнце только что успело скрыться за горизонтом, и
в то время, когда лучи его золотили верхушки
гор,
в долинах появились сумеречные тени. На фоне бледного неба резко выделялись вершины деревьев с пожелтевшими листьями. Среди птиц, насекомых,
в сухой траве — словом, всюду, даже
в воздухе, чувствовалось приближение осени.
Впереди,
в 5 км, высилась какая-то куполообразная
гора.
Летом изюбр держится по теневым склонам лесистых
гор, а зимой — по солнцепекам и
в долинах, среди равнинной тайги, где полянки чередуются с перелесками. Любимый летний корм изюбра составляет леспедеца, а зимой — молодые побеги осины, тополя и низкорослой березы.
В полдень мы сделали большой привал. По моим соображениям, теперь мы должны были находиться недалеко от куполообразной
горы.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная
гора, где мы находились
в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду,
в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной
горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Иногда случается, что
горы и лес имеют привлекательный и веселый вид. Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот,
горы кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей
в отряде. Я много раз проверял себя и всегда убеждался, что это так. То же было и теперь.
В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Они жаловались на кабанов и говорили, что недавно целые стада их спускались с
гор в долины и начали травить поля.
Гора Тудинза представляет собой массив, круто падающий
в долину реки Лефу и изрезанный глубокими падями с северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться на землю. Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки стояли еще одетые
в свой наряд, поблекший и полузасохший.
На востоке высился высокий водораздел между бассейном Лефу и водами, текущими
в Даубихе. Другой горный хребет тянулся с востока на запад и служил границей между Лефу и рекой Майхе. На юго-востоке, там, где оба эти хребта сходились вместе, высилась куполообразная
гора Да-дянь-шань.
В топографическом отношении
горы верхнего Лефу представляют собой плоские возвышенности с чрезвычайно крутыми склонами, покрытые густым смешанным лесом с большим преобладанием хвои.
Близ земледельческих фанз река Лефу делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув
гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения
в озеро Ханка. Как раз против Тудинзы река Лефу принимает
в себя еще один приток — реку Отрадную. По этой последней идет вьючная тропа на Майхе.
Я долго не мог уснуть. Всю ночь мне мерещилась кабанья морда с раздутыми ноздрями. Ничего другого, кроме этих ноздрей, я не видел. Они казались мне маленькими точками. Потом вдруг увеличивались
в размерах. Это была уже не голова кабана, а
гора и ноздри — пещеры, и будто
в пещерах опять кабаны с такими же дыроватыми мордами.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние
горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы деревья приняли однотонную серую окраску.
В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли
в прохладном вечернем воздухе. По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой реки,
горел огонь. Это был наш бивак.
На другой день чуть свет мы все были уже на ногах. Ночью наши лошади, не найдя корма на корейских пашнях, ушли к
горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои работы.
В 8 часов утра мы выступили
в путь.
С
горы, на которой я стоял, реку Лефу далеко можно было проследить по ольшаникам и ивнякам, растущим по ее берегам
в изобилии.
В нижнем течении Лефу принимает
в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов идет перпендикулярно к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему. На 8 км ниже Монастырки
горы подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой
в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон. Это было последнее
в здешних местах селение. Дальше к северу до самого озера Ханка жилых мест не было.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду видел только траву и болото. Далеко на западе чуть-чуть виднелись туманные
горы. По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
Через час я вернулся к своим. Марченко уже согрел чай и ожидал моего возвращения. Утолив жажду, мы сели
в лодку и поплыли дальше. Желая пополнить свой дневник, я спросил Дерсу, следы каких животных он видел
в долине Лефу с тех пор, как мы вышли из
гор и начались болота. Он отвечал, что
в этих местах держатся козули, енотовидные собаки, барсуки, волки, лисицы, зайцы, хорьки, выдры, водяные крысы, мыши и землеройки.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал
в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе
горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
В этот момент яркое солнце взошло из-за
гор и осветило гольда.
Перед тем как класть мясо
в котел, его надо опалить на огне; тогда плесень
сгорает и мясо становится мягким и съедобным.
Здесь посреди равнины подымаются две сопки со старыми тригонометрическими знаками: северная (высотой
в 370 м), называемая Медвежьей
горой, и южная (
в 250 м), имеющая китайское название Хандодинза-сы [Хань-дэ-динь-цзы-сы — вершина с кумирней Хань-дэ («китайской добродетели»).].
В 5 км от реки на восток начинаются
горы.
Грязная проселочная дорога между селениями Шмаковкой и Успенкой пролегает по увалам
горы Хандо-дин-за-сы. Все мосты на ней уничтожены весенними палами, и потому переправа через встречающиеся на пути речки, превратившиеся теперь
в стремительные потоки, была делом далеко не легким.
С рассветом казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели то, что искали.
В 5 км от нас река собирала
в себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность подойти к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота и спуститься
в долину около
горы Кабарги.
В ночь с 25 на 26 июня шел сильный дождь, который прекратился только к рассвету. Утром небо было хмурое; тяжелые дождевые тучи низко ползли над землей и, как саваном, окутывали вершины
гор. Надо было ждать дождя снова.
С вершины перевала нам открылся великолепный вид на реку Улахе. Солнце только что скрылось за горизонтом. Кучевые облака на небе и дальние
горы приняли неясно-пурпуровую окраску. Справа от дороги светлой полосой змеилась река. Вдали виднелись какие-то фанзы. Дым от них не подымался кверху, а стлался по земле и казался неподвижным.
В стороне виднелось небольшое озерко. Около него мы стали биваком.
Покончив с осмотром фанз, отряд наш пошел дальше. Тропа стала прижиматься к
горам. Это будет как раз
в том месте, где Улахе начинает менять свое широтное направление на северо-западное. Здесь она шириной около 170 м и
в среднем имеет скорость течения около 5 км/ч.
От гольдских фанз шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе, и вел на Ното, другой шел
в юго-восточном направлении, мимо
гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку и по долине Хуанихезы выйти к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик
в деревню Кокшаровку.
Мы думали, что к утру дождь прекратится, но ошиблись. С рассветом он пошел еще сильнее. Чтобы вода не залила огонь, пришлось подкладывать
в костры побольше дров. Дрова
горели плохо и сильно дымили. Люди забились
в комарники и не показывались наружу. Время тянулось томительно долго.
Когда лодка отчалила от берега, мы тоже тронулись
в путь. Теперь
горы были справа, а река — слева. Болота кончились, но это нас не избавило от сырости. От последних дождей земля была сильно пропитана водой; ручьи вышли из берегов и разлились по долинам.
Рассчитывать на перемену погоды к лучшему было нельзя. К дождю присоединился ветер, появился туман. Он то заволакивал вершины
гор, то опускался
в долину, то вдруг опять подымался кверху, и тогда дождь шел еще сильнее.
Но вот лес кончился. Перед нами открылась большая поляна. На противоположном конце ее, около
гор, приютилась деревушка Загорная. Но попасть
в нее было нелегко. Мост, выстроенный староверами через реку, был размыт.
Надо было дать вздохнуть лошадям. Их расседлали и пустили на подножный корм. Казаки принялись варить чай, а Паначев и Гранатман полезли на соседнюю сопку. Через полчаса они возвратились. Гранатман сообщил, что, кроме
гор, покрытых лесом, он ничего не видел. Паначев имел смущенный вид, и хотя уверял нас, что место это ему знакомо, но
в голосе его звучало сомнение.
То мы карабкались на
гору, то шли косогором, то уже опять спускались
в долину.
К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь
в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и
в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то
горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось
в тумане.
Рододендроны были теперь
в полном цвету, и от этого скалы, на которых они росли, казались пурпурно-фиолетовыми. Долину Фудзина можно назвать луговой. Старый дуб, ветвистая липа и узловатый осокорь растут по ней одиночными деревьями. Невысокие
горы по сторонам покрыты смешанным лесом с преобладанием пихты и ели.
Только
в одном углу еще долго
горела масляная лампочка.
Горы с левой стороны долины состоят из базальтовой лавы, которая
в обнажениях, под влиянием атмосферных явлений, принимает красно-бурую окраску. По вершинам их кое-где по склонам виднеются осыпи. Издали они кажутся серыми плешинами. Эти сопки изрезаны распадками и покрыты дубовым редколесьем.
На следующий день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила небольшая тропка. Сначала она шла по
горам с левой стороны Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась
в долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы — все это указывало на то, что река часто выходит из берегов и затопляет долину.
Часа
в 2 дня тропа привела нас к
горам, покрытым осыпями.
Любимым местопребыванием пищух являются каменистые осыпи по склонам
гор и россыпи
в долинах, слегка прикрытые мхами.
Закусив немного холодной кашицей, оставленной от вчерашнего ужина, мы тронулись
в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу с бивака мы попали
в область размытых
гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню. Это были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев текло
в разные стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда стремилась выйти вода.
К востоку от водораздела, насколько хватал глаз, все было покрыто туманом. Вершины соседних
гор казались разобщенными островами. Волны тумана надвигались на горный хребет и, как только переходили через седловины, становились опять невидимыми. К западу от водораздела воздух был чист и прозрачен. По словам китайцев, явление это обычное. Впоследствии я имел много случаев убедиться
в том, что Сихотэ-Алинь является серьезной климатической границей между прибрежным районом и бассейном правых притоков Уссури.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное.
В одном месте она делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет это направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду
гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и вода сделали свое дело.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно,
в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные
горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
В период летних дождей вода, стекающая с окрестных
гор, переполняет реку и разливается по долине. Самые большие наводнения происходят
в нижнем течении Вай-Фудзина, там, где река принимает
в себя сразу два притока: Сыдагоу — справа и Арзамасовку — слева. По словам пермцев, умеренные наводнения не только не приносят вреда, но, наоборот, даже полезны, так как после них на земле остается плодородный ил. Большие же наводнения совершенно смывают пашни и приносят непоправимый вред.