Неточные совпадения
В конце зимы другие двадцать
человек отправились туда же и с наступившею весною посеяли двадцать десятин ярового хлеба, загородили плетнями дворы и хлевы, сбили глиняные печи и опять воротились в Симбирскую губернию; но это не
были крестьяне, назначаемые к переводу; те оставались дома и готовились к переходу
на новые места: продавали лишний скот, хлеб, дворы, избы, всякую лишнюю рухлядь.
На другой день,
на восходе солнца, около ста
человек собрались занимать заимку, то
есть запрудить реку.
Из безводного и лесного села Троицкого, где
было так мало лугов, что с трудом прокармливали по корове, да по лошади
на тягло, где с незапамятных времен пахали одни и те же загоны, и несмотря
на превосходную почву, конечно, повыпахали и поистощили землю, — переселились они
на обширные плодоносные поля и луга, никогда не тронутые ни косой, ни сохой
человека,
на быструю, свежую и здоровую воду с множеством родников и ключей,
на широкий, проточный и рыбный пруд и
на мельницу у самого носа, тогда как прежде таскались они за двадцать пять верст, чтобы смолоть воз хлеба, да и то случалось несколько дней ждать очереди.
Как теперь гляжу
на него; он прогневался
на одну из дочерей своих, кажется, за то, что она солгала и заперлась в обмане; двое
людей водили его под руки; узнать
было нельзя моего прежнего дедушку; он весь дрожал, лицо дергали судороги, свирепый огонь лился из его глаз, помутившихся, потемневших от ярости!
Степан Михайлович
был загадочный
человек: после такого сильного словесного приступа следовало бы ожидать толчка калиновым подожком (всегда у постели его стоявшим) в бок спящего или пинка ногой, даже приветствия стулом; но дедушка рассмеялся, просыпаясь, и
на весь день попал в добрый стих, как говорится.
— Перед восходом солнца бывает весело
на сердце у
человека как-то бессознательно, а дедушке, сверх того, весело
было глядеть
на свой господский двор, всеми нужными по хозяйству строениями тогда уже достаточно снабженный.
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом земля полнится», и притом, может
быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря
на строгость своего командира, по секрету кое-что пробалтывал, — то и составилось о нем мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить не любит, что у него ходи по струнке и с тропы не сваливайся, что он солдата не выдаст и, коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья не жди, что слово его крепко, что если пойдет
на ссору, то ему и черт не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [Двумя последними поговорками, несмотря
на видимую их неопределенность, русский
человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
Мало-помалу стали распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись в свои деревни, особенно в Уфимскую, он
пьет и развратничает, что там у него набрана уже своя компания, пьянствуя с которой, он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда: в пьяном виде немилосердно дерется безо всякого резону и что уже два-три
человека пошли
на тот свет от его побоев, что исправники и судьи обоих уездов, где находились его новые деревни, все
на его стороне, что одних он задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники и дворяне перед ним дрожкой дрожат, потому что он всякого, кто осмеливался делать и говорить не по нем, хватал середи бела дня, сажал в погреба или овинные ямы и морил холодом и голодом
на хлебе да
на воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
Осмотрев внимательно наказанного
человека, Михайла Максимович говорил, если
был доволен: «Ну,
будет с него, приберите к месту…» и делался весел, шутлив и любезен
на целый день, а иногда и
на несколько дней.
В одну минуту она
была сломана; Степан Михайлович своими руками вынес Прасковью Ивановну, положил ее
на роспуски, с одной стороны посадил возле нее верную горничную, а с другой сел сам и со всеми
людьми спокойно съехал со двора.
Да,
есть нравственная сила правого дела, перед которою уступает мужество неправого
человека. Михайла Максимович знал твердость духа и бесстрашную отвагу Степана Михайловича, знал неправость своего дела и, несмотря
на свое бешенство и буйную смелость, уступил свою жертву без спора.
Впоследствии он
был поверенным, главным управителем всех имений и пользовался полною доверенностью Прасковьи Ивановны. Под именем Михайлушки он
был известен всем и каждому в Симбирской и Оренбургской губернии. Этот замечательно умный и деловой
человек нажил себе большие деньги, долго держался скромного образа жизни, но отпущенный
на волю после кончины Прасковьи Ивановны, потеряв любимую жену, спился и умер в бедности. Кто-то из его детей, как мне помнится, вышел в чиновники и, наконец, в дворяне.
Я стала о тебе говорить и немножко
на тебя нападать, а Софья Николавна заступилась за тебя не
на шутку, и наконец, сказала, что ты должен
быть человек очень добрый, скромный, тихий и почтительный к родителям, что таких
людей благословляет бог и что такие
люди лучше бойких говорунов».
Ведь она нищая, и отец ее из простых, сын казака уральского, Федьки Зуба; хоть сам и дослужился до чинов и при больших местах
был, а ничего не нажил: всё протранжирил
на столы да
на пиры, да
на дочкины наряды; старик еле жив,
на ладан дышит, а детей-то куча: от двух жен — шесть
человек.
Он мало понимал романическую сторону любви, и мужская его гордость оскорблялась влюбленностью сына, которая казалась ему слабостью, унижением, дрянностью в мужчине; но в то же время он понял, что Софья Николавна тут ни в чем не виновата и что всё дурное, слышанное им
на ее счет,
было чистою выдумкою злых
людей и недоброжелательством собственной семьи.
Как умная женщина, она поспешила охладить пылкие надежды молодого
человека, благоразумно рассуждая, что, обольстившись ими, труднее ему
будет перенесть внезапное разрушение радужных своих мечтаний: отказ вдруг представился ей очень возможным, и ее опасения навели страх
на Алексея Степаныча.
На все такие предварительные условия и предъявления будущих прав жены Алексей Степаныч отвечал с подобострастием, что «все желания Софьи Николавны для него закон и что его счастие
будет состоять в исполнении ее воли…», и этот ответ, недостойный мужчины, верный признак, что
на любовь такого
человека нельзя положиться, что он не может составить счастья женщины, — мог понравиться такой умной девушке.
На такие справедливые замечания и советы, почерпнутые прямо из жизни, Софья Николавна умела возражать с удивительной ловкостью и в то же время умела так убедительно и живо представить хорошую сторону замужества с
человеком, хотя не бойким и не образованным, но добрым, честным, любящим и не глупым, что Николай Федорыч
был увлечен ее пленительными надеждами и дал полное согласие.
Трудно судить, до какой степени
были справедливы мнения обоих особ, о которых я говорю; но они впоследствии согласно утверждали, ссылаясь
на отзыв посторонних
людей, что в Алексее Степаныче произошла великая перемена, что он точно переродился.
Грустная тень давно слетела с лица молодых. Они
были совершенно счастливы. Добрые
люди не могли смотреть
на них без удовольствия, и часто повторялись слова: «какая прекрасная пара!» Через неделю молодые собирались ехать в Багрово, куда сестры Алексея Степаныча уехали через три дня после свадьбы. Софья Николавна написала с ними ласковое письмо к старикам.
Разговоров
было мало, сколько оттого, что у всех
были рты
на барщине, как говаривал Степан Михайлыч, столько же и оттого, что говорить не умели, да и все смущались, каждый по-своему; к тому же Ерлыкин, в трезвом состоянии, когда он
пил только одну воду,
был крайне скуп
на слова, за что и считался отменно умным
человеком...
Она не встречала подобного
человека: ее отец
был старик умный, нежный, страстный и бескорыстный, но в то же время слабый, подчиненный тогдашним формам приличия, носивший
на себе печать уклончивого, искательного чиновника, который, начав с канцелярского писца, дослужился до звания товарища наместника; здесь же стоял перед ней старец необразованный, грубый по наружности, по слухам даже жестокий в гневе, но разумный, добрый, правдивый, непреклонный в своем светлом взгляде и честном суде —
человек, который не только поступал всегда прямо, но и говорил всегда правду.
Это
был человек в своем роде очень замечательный, не получивший никакого научного образования, но очень умный и начитанный, вышедший из простолюдинов (говорили, что он из мордвы), дослужившийся до чина надворного советника и женившийся по расчету
на дочери деревенского помещика и старинного дворянина.
Разумнее, снисходительнее смотрела она
на чуждых ей во всех отношениях свекровь и меньшую золовку; с меньшим увлеченьем взглянула
на свекра и поняла, из какой среды вышел ее муж; поняла отчасти, что он не мог
быть другим
человеком, и что долго, часто, а может
быть и всегда, станут они подчас не понимать друг друга.
Семейство хозяина
было слишком любезно и внимательно к ней, так что доктор принужден
был отдалить
на время этих добрых
людей, которые хотя
были мусульмане по вере, но говорили довольно хорошо по-русски.
Лежать в душистых полевых лугах, развесив перед собою сетку по верхушкам высокой травы, слышать вблизи и вдали звонкий бой перепелов, искусно подражать
на дудочке тихому, мелодическому голосу перепелки, замечать, как
на него откликаются задорные перепела, как бегут и даже летят они со всех сторон к
человеку, наблюдать разные их горячие выходки и забавные проделки, наконец, самому горячиться от удачной или неудачной ловли — признаюсь, всё это в свое время
было очень весело и даже теперь вспоминается не равнодушно…
Может
быть, ему пришло
на ум, что, пожалуй, и опять родится дочь, опять залюбит и залечит ее вместе с докторами до смерти Софья Николавна, и опять пойдет хворать; а может
быть, что Степан Михайлыч, по примеру многих
людей, которые нарочно пророчат себе неудачу, надеясь втайне, что судьба именно сделает вопреки их пророчеству, притворился нисколько не обрадованным и холодно сказал: «Нет, брат, не надуешь! тогда поверю и порадуюсь, когда дело воочью совершится».