Неточные совпадения
Новоселившуюся деревню назвал Знаменским, дав обет, со временем, при благоприятных обстоятельствах построить церковь во имя знамения божия
матери, празднуемого 27 ноября, что и
было исполнено уже его сыном.
Мать ее
была из рода Бактеевых и очень богата: она оставила дочери девятьсот душ крестьян, много денег и еще более драгоценных вещей и серебра; после отца также получила она триста душ; итак она
была богатая сирота и будущая богатая невеста.
Каково
было всё это узнать
матери, любившей единственного сынка до безумия!
С самым напряженным вниманием и нежностью ухаживала Софья Николавна за больным отцом, присматривала попечительно за тремя братьями и двумя сестрами и даже позаботилась, о воспитании старших; она нашла возможность приискать учителей для своих братьев от одной с ней
матери, Сергея и Александра, из которых первому
было двенадцать, а другому десять лет: она отыскала для них какого-то предоброго француза Вильме, заброшенного судьбою в Уфу, и какого-то полуученого малоросса В.-ского, сосланного туда же за неудавшиеся плутни.
Во-первых, Зубиха (так называли ее сестры и
мать Алексея Степаныча в своих тайных заседаниях) — низкого рода; дедушка у ней
был уральский казак, по прозванью Зуб, а
мать (Вера Ивановна Кандалинцова) — из купеческого звания.
Мы с
матерью твоей Ариной Васильевной позволяем тебе жениться на Софье Николавне Зубиной, если на то
будет воля божия, и посылаем тебе наше родительское благословение.
Лизавета Степановна даже и в первую минуту не
была встревожена намерением брата; она плакала и просила за него только потому, что
мать и меньшая сестра плакали и просили: нельзя же
было ей так ярко рознить с ними.
Материнское имение их заключалось также в небольшой деревеньке душ в пятьдесят; братья Софьи Николавны от одной
матери находились в Москве, в университетском благородном пансионе, и она оставалась совершенно одна, даже не
было дальних родственников, у которых могла бы она жить.
Она побежала в свою комнату молиться и просить света разума свыше, бросилась на колени перед образом Смоленской божьей
матери, некогда чудным знамением озарившей и указавшей ей путь жизни; она молилась долго, плакала горючими слезами и мало-помалу почувствовала какое-то облегчение, какую-то силу, способность к решимости, хотя не знала еще, на что она решится, это чувство
было уже отрадно ей.
Бог поможет мне, Смоленская божия
матерь будет моей заступницей и подаст мне силы обуздать мой вспыльчивый нрав…» Так думала и так решила Софья Николавна.
Катерина Борисовна
была девушка взрослая и с твердым характером;
мать и братья не могли с ней сладить и выдали за Чичагова, который впоследствии
был прощен, но не имел права выезжать из Уфимской губернии.
По нездоровью и неприятному расположению духа Софья Николавна выезжала редко, и то к самым коротким знакомым, из немногого числа которых самых коротких, то
есть Чичаговых, долго не
было в городе: они воротились с
матерью уже в глубокую осень.
Он запретил своей дочери Аксинье Степановне ехать в Уфу, чтоб
быть крестною
матерью новорожденной Багровой, и с досадой сказал: «Вот еще! семь верст киселя
есть! ехать крестить девчонку!
Но не танцевать хотелось ей, а ходить, няньчиться, не спать и день и ночь с своею Парашенькой, которая родилась худенькою и слабенькою, вероятно вследствие того, что
мать носила ее,
будучи беспрестанно больна и душой и телом.
Она сама
была нежная
мать, любившая горячо своего единственного кривого сынка, но такая привязанность и забвение всего окружающего, как у Софьи Николавны, казались ей чем-то похожим на сумасбродство.
Софья Николавна беспрестанно находила разные признаки разных болезней у своей дочери, лечила по Бухану и не видя пользы, призывала доктора Авенариуса; не зная, что и делать с бедною
матерью, которую ни в чем нельзя
было разуверить, он прописывал разные, иногда невинные, а иногда и действительные лекарства, потому что малютка в самом деле имела очень слабое здоровье.
Дальнейший ход внутренней жизни молодых Багровых
был как будто приостановлен разными обстоятельствами: сначала рождением дочери и страстною, безумною любовию к ней
матери; потом смертию малютки, от которой едва не помешалась
мать, едва не умерла, и наконец — продолжительным леченьем и житьем в татарской деревне.
После кончины Николая Федорыча учредились две опеки над детьми его от двух браков. Алексея Степаныча назначили опекуном братьев Софьи Николавны от одной с ней
матери, которые, не кончив курса учения в Московском благородном пансионе,
были вытребованы в Петербург для поступления в гвардию. Я забыл сказать, что по ходатайству умиравшего старика Зубина, незадолго до его смерти, Алексея Степаныча определили прокурором Нижнего земского суда.
Софья Николавна неусыпно занималась приготовлением всего, что только может придумать заботливая
мать для будущего своего дитяти; но всего важнее
было то, что нашлась для него чудесная кормилица в одной из деревушек покойного ее отца, в Касимовке.
Мы уже довольно знаем Софью Николавну, знаем, как она способна увлекаться, и потому не
будем удивлены, узнав, что она вся предалась чувству
матери, чувству любви, еще к неродившемуся ребенку.
И в самом деле, при благоприятных обстоятельствах родился этот младенец!
Мать, страдавшая беспрестанно в первую беременность, — нося его,
была совершенно здорова; никакие домашние неудовольствия не возмущали в это время жизни его родителей; кормилица нашлась такая, каких
матерей бывает немного, что, разумеется, оказалось впоследствии; желанный, прошеный и моленый, он не только отца и
мать, но и всех обрадовал своим появлением на белый свет; даже осенний день
был тепел, как летний!..
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то
есть мать моя) была круглою сиротою уже несколько лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть лет перед тем, помирая, на одре смерти, говорят даже, за четверть часа до последнего издыхания, так что за нужду можно бы было принять и за бред, если бы он и без того не был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем священнике, завещал ему вслух и настоятельно, указывая на дочь: «Взрасти и возьми за себя».
Неточные совпадения
Городничий. Куда! куда!.. Рехнулась, матушка! Не извольте гневаться, ваше превосходительство: она немного с придурью, такова же
была и
мать ее.
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе
есть примеры другие — перед тобою
мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я
мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!
Хвалилась
мать — // Сынка спасла… // Знать, солона // Слеза
была!..
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит,
поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…