Неточные совпадения
Любя не менее дочерей свою сестричку-сиротку, как называл ее Степан Михайлович, он
был очень нежен с ней по-своему; но Прасковья Ивановна, по молодости лет или, лучше сказать, по детскости своей, не могла ценить любви и нежности своего двоюродного
брата, которые не выражались никаким баловством, к чему она уже попривыкла, поживши довольно долго у своей бабушки; итак немудрено, что она скучала в Троицком и что ей хотелось воротиться к прежней своей жизни у старушки Бактеевой.
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом земля полнится», и притом, может
быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря на строгость своего командира, по секрету кое-что пробалтывал, — то и составилось о нем мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить не любит, что у него ходи по струнке и с тропы не сваливайся, что он солдата не выдаст и, коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья не жди, что слово его крепко, что если пойдет на ссору, то ему и черт не
брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [Двумя последними поговорками, несмотря на видимую их неопределенность, русский человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
Он убедительно доказал, что весь гнев Степана Михайловича упадет на родную бабушку Бактееву, которая тоже по своей опасной болезни, хотя ей теперь, благодаря бога, лучше, имела достаточную причину не испрашивать согласия Степана Михайловича, зная, что он не скоро бы дал его, хотя конечно бы со временем согласился; что мешкать ей
было нельзя, потому что она, как говорится, на ладан дышала и тяжело
было бы ей умирать, не пристроив своей родной внучки, круглой сироты, потому что не только двоюродный, но и родной
брат не может заменить родной бабушки.
Не знаю, но для всех
было поразительно, что прежняя легкомысленная, равнодушная к
брату девочка, не понимавшая и не признававшая его прав и своих к нему обязанностей, имеющая теперь все причины к чувству неприязненному за оскорбление любимой бабушки, — вдруг сделалась не только привязанною сестрою, но горячею дочерью, которая смотрела в глаза своему двоюродному
брату, как нежно и давно любимому отцу, нежно и давно любящему свою дочь…
Он
был очень слаб, и от него она не могла ничего узнать; но родной его
брат Алексей, молодой парень, только вчера наказанный, кое-как сполз с лавки, стал на колени и рассказал ей всю страшную повесть о
брате, о себе и о других.
Прасковья Ивановна со дня на день откладывала свой отъезд — так
было тяжело ей расстаться с
братом, ее спасителем и благодетелем с малых лет.
С самым напряженным вниманием и нежностью ухаживала Софья Николавна за больным отцом, присматривала попечительно за тремя
братьями и двумя сестрами и даже позаботилась, о воспитании старших; она нашла возможность приискать учителей для своих
братьев от одной с ней матери, Сергея и Александра, из которых первому
было двенадцать, а другому десять лет: она отыскала для них какого-то предоброго француза Вильме, заброшенного судьбою в Уфу, и какого-то полуученого малоросса В.-ского, сосланного туда же за неудавшиеся плутни.
Аничков
был особенным ее почитателем и счел за счастие исполнить просьбу Софьи Николавны, то
есть взять на свои руки обоих ее
братьев и поместить их в университетский благородный пансион, что и сделал усердно и точно.
Дело известное, что в старину (я разумею старину екатерининскую), а может
быть, и теперь, сестры не любили или очень редко любили своих невесток, то
есть жен своих
братьев, отчего весьма красноречиво называются золовками; еще более не любили, когда женился единственный
брат, потому что жена его делалась безраздельною, полною хозяйкою в доме.
Женитьба
брата, на ком бы то ни
было, непременно досадила бы всем.
Кой грех отец заподозрит их в умысле, тогда уж не поверит и правде; он еще и прежде, когда старики приискали
было невесту своему сыну, дал им почувствовать, что понимает их нежелание видеть
брата женатым.
Лизавета Степановна даже и в первую минуту не
была встревожена намерением
брата; она плакала и просила за него только потому, что мать и меньшая сестра плакали и просили: нельзя же
было ей так ярко рознить с ними.
Материнское имение их заключалось также в небольшой деревеньке душ в пятьдесят;
братья Софьи Николавны от одной матери находились в Москве, в университетском благородном пансионе, и она оставалась совершенно одна, даже не
было дальних родственников, у которых могла бы она жить.
Он обратился так, ради шутки, а может
быть и для соображения, к Ивану Петровичу Каратаеву и спросил его: «Ну что,
брат Иван, что ты мне скажешь о нашей невестушке?
Катерина Борисовна
была девушка взрослая и с твердым характером; мать и
братья не могли с ней сладить и выдали за Чичагова, который впоследствии
был прощен, но не имел права выезжать из Уфимской губернии.
В хлопотах да в радости из ума вон…» — «Ты с радости не догадалась! да разве я тебя не знаю? да как ты осмелилась сделать это супротив
брата, супротив меня? как осмелилась осрамить отца на старости?» Может
быть, дело бы тем и кончилось, то
есть криком, бранью и угрозами, или каким-нибудь тычком, но Александра Степановна не могла перенесть, что ей достается за Софью Николавну, понадеялась, что гроза пройдет благополучно, забыла, что всякое возраженье — новая беда, не вытерпела и промолвила: «Понапрасну терплю за нее».
Ивана потому звали Малышом, что у него
был старший
брат также Иван, который прозывался Хорев, по прозвищу своего отца.
Может
быть, ему пришло на ум, что, пожалуй, и опять родится дочь, опять залюбит и залечит ее вместе с докторами до смерти Софья Николавна, и опять пойдет хворать; а может
быть, что Степан Михайлыч, по примеру многих людей, которые нарочно пророчат себе неудачу, надеясь втайне, что судьба именно сделает вопреки их пророчеству, притворился нисколько не обрадованным и холодно сказал: «Нет,
брат, не надуешь! тогда поверю и порадуюсь, когда дело воочью совершится».
После кончины Николая Федорыча учредились две опеки над детьми его от двух браков. Алексея Степаныча назначили опекуном
братьев Софьи Николавны от одной с ней матери, которые, не кончив курса учения в Московском благородном пансионе,
были вытребованы в Петербург для поступления в гвардию. Я забыл сказать, что по ходатайству умиравшего старика Зубина, незадолго до его смерти, Алексея Степаныча определили прокурором Нижнего земского суда.
Братья Катерины Борисовны Чичаговой
были очень дружны с молодыми хозяевами, особенно меньшой, Д. Б. Мертваго; он заранее напросился к ним в кумовья.
Оба
брата часто бывали в Голубиной Слободке и приятно проводили время у Багровых: это
были люди благородные и образованные по тогдашнему времени.
Ожидать добровольного согласия родителей и взрослых
братьев на законный брак не
было никакой надежды, потому что невесте надобно
было сделаться христианкой.
(Прим. автора.)] и
братьев, понеслась в погоню с воплями и угрозами мести; дорогу угадали, и, конечно, не уйти бы нашим беглецам или по крайней мере не обошлось бы без кровавой схватки, — потому что солдат и офицеров, принимавших горячее участие в деле, по дороге расставлено
было много, — если бы позади бегущих не догадались разломать мост через глубокую, лесную, неприступную реку, затруднительная переправа через которую вплавь задержала преследователей часа на два; но со всем тем косная лодка, на которой переправлялся молодой Тимашев с своею Сальме через реку Белую под самою Уфою, — не достигла еще середины реки, как прискакал к берегу старик Тевкелев с сыновьями и с одною половиною верной своей дружины, потому что другая половина передушила на дороге лошадей.