Прасковья Ивановна, страдая от побоев, изнуряемая голодом и получившая даже
лихорадку, не хотела и слышать ни о какой сделке.
Покровительница его Алакаева, знавшая всё, о последнем письме ничего не знала; она навещала его ежедневно и замечала, что, кроме
лихорадки простой и лихорадки любовной, молодой человек еще чем-то необыкновенно встревожен.
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог
лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
Это настоящая febris sachaliniensis [сахалинская
лихорадка (лат.).] с головною болью и ломотою во всем теле, зависящая не от инфекции, а от климатических влияний.