Неточные совпадения
Освобожденная из полугодового плена мутная
вода, постепенно прибывая, переходит края
берегов и разливается по лугам.
Покуда река не разлилась — она держится около
берегов, а когда
вода разольется по поймам, рыба также разбредется по полоям.
Итак, береговой лов наметкою продолжается весною только до тех пор, покуда река не вышла из
берегов, и повторяется тогда, когда начнет
вода вбираться в
берега.
Этот лов повторяется всякий раз, когда река от проливных дождей прибудет и сровняется с
берегами; чем мутнее, грязнее
вода, тем лучше.
Быстрое течение затрудняет ход рыбы, сносит ее вниз, а потому она жмется предпочтительно к тем местам
берега, где
вода идет тише: на этом основан лов наметкой.
Рыбак, стоя на
берегу, закидывает наметку (сетка которой сейчас надувается
водою) как дальше, опускает бережно на дно, легонько подводит к
берегу и, прижимая к нему плотно, но не задевая за неровности, вытаскивает наметку отвесно, против себя, перехватывая шест обеими руками чем ближе к сетке, тем проворнее.
Очевидно, что тут, кроме ловкости, надо много силы: быстрое течение сносит наметку вниз, для чего иногда нужно конец шеста положить на плечо, чтоб на упоре легче было прямо погрузить наметку в
воду: ибо наметка должна идти прямо поперек реки и разом всеми тремя сторонами рамы прикоснуться к стенам
берега, чтоб захватить стоящую возле него рыбу.
Если как-нибудь течением
воды наметку заворотит и она боком или краем ударится в
берег, рыба от
берега бросится в противную сторону, испугает и увлечет за собою всю другую рыбу, около стоявшую, хотя бы она и не видала, отчего происходит тревога, — и в таком случае здесь поймать уже нельзя ничего.
Мутность
воды мешает рыбе видеть приближение рыболовной спасти, и наметка загребает, так сказать, в свой кошель всякую рыбу, которая стояла у
берега на этом месте.
Тронулись большие овраги, подошла лесная
вода, бегут потоки, журчат ручьи со всех сторон в реку — и река выходит из
берегов, затопляет низменные места, и рыба, оставляя бесполезные
берега, бросается в полой.
Крылены имеют ту выгоду, что для них не нужно приготовлять мест заранее, набивать колья и заплетать плетни, что их ставить везде и переносить с места на место всякий день: ибо если рыба в продолжение суток не попадает, то это значит, что тут нет ей хода; но зато па местах, где
вода течет глубоко и быстро, вятель, или крылену, нельзя ставить, потому что ее может снести сильным течением и может прорвать, если по
воде плывут какие-нибудь коряги, большие сучья или вымытые из
берега корни дерев.
Рыбы вваливалось невероятное множество и так скоро, что люди, закинув снасти, не уходили прочь, а стояли на
берегу и от времени до времени, через полчаса или много через час, входили по пояс в
воду, вытаскивали до половины набитые хвостуши разной рыбой, вытряхивали ее на
берег и вновь закидывали свои простые снасти.
Итак, травля уток производится по маленьким речкам или ручьям и озеркам, находящимся в высоких
берегах, для того, чтоб охотник мог подойти очень близко к утке, не будучи ею примечен, и для того, чтоб лет ее продолжался не над
водою; если же ястреб схватит утку и она упадет с ним в
воду, то редко найти такого жадного ястреба, который не бросил бы своей добычи, ибо все хищные птицы не любят и боятся мочить свои перья, особенно в крыльях, и, вымочивши как-нибудь нечаянно, сейчас распускают их как полузонтик и сидят в укромном месте, пока не высушат совершенно.
Казалось, безграничное пространство
воды окружало нас; в густом мраке не видно было ни камышей, ни плотины, ни
берегов, одна лодка плыла в светлом круге.
Вид с
берега на плавающую с огнем лодку по
воде также очень живописен.
Проток имел под
водою свои собственные
берега, обраставшие густыми водяными травами в летнее время, расстилавшимися по водяной поверхности; теперь, побитые сверху морозами, они опустились и лежали по дну грядами, наклонясь в одну сторону.
В эту пору особенного своего состояния рыба ходит стаями и нередко поднимается так высоко, что верхние перья бывают видны на поверхности
воды; рыбак, стоя неподвижно в камыше, по колени и даже по пояс в
воде, или на
берегу, притаясь у какого-нибудь куста, сторожит свою добычу и вонзает острогу в подплывающую близко рыбу.
Идя по следу ласки, я видел, как она гонялась за мышью, как лазила в ее узенькую снеговую норку, доставала оттуда свою добычу, съедала ее и снова пускалась в путь; как хорек или горностай, желая перебраться через родниковый ручей или речку, затянутую с краев тоненьким ледочком, осторожными укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкие лапки, доходил до текучей
воды, обламывался иногда, попадался в
воду, вылезал опять на лед, возвращался на
берег и долго катался по снегу, вытирая свою мокрую шкурку, после чего несколько времени согревался необычайно широкими прыжками, как будто преследуемый каким-нибудь врагом, как норка, или поречина, бегая по краям реки, мало замерзавшей и среди зимы, вдруг останавливалась, бросалась в
воду, ловила в ней рыбу, вытаскивала на
берег и тут же съедала…
Внезапное движение и плеск
воды, тогда как производящей его рыбы или зверя, за темнотою, хорошенько разглядеть нельзя, могло напугать какого-нибудь рыбака, сидящего с удочкой на
берегу или с сетью на лодке.
Выпрыгнувшая из
воды на
берег или спрыгнувшая с
берега в
воду поречина, мелькнувшая неясным, темным призраком, могла отразиться в его воображении чем-то похожим на образ человеческий.
Неточные совпадения
Ой ласточка! ой глупая! // Не вей гнезда под
берегом, // Под
берегом крутым! // Что день — то прибавляется //
Вода в реке: зальет она // Детенышей твоих. // Ой бедная молодушка! // Сноха в дому последняя, // Последняя раба! // Стерпи грозу великую, // Прими побои лишние, // А с глазу неразумного // Младенца не спускай!..
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один
берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время
водой. Бред продолжался.
— Куда ж торопиться? Посидим. Как ты измок однако! Хоть не ловится, но хорошо. Всякая охота тем хороша, что имеешь дело с природой. Ну, что зa прелесть эта стальная
вода! — сказал он. — Эти
берега луговые, — продолжал он, — всегда напоминают мне загадку, — знаешь? Трава говорит
воде: а мы пошатаемся, пошатаемся.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он
берег ее, как веко
бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та
вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Наместо рыбаков показались повсюду у
берегов группы купающихся ребятишек: хлопанье по
воде, смех отдавались далече.