Если принять рано утром вечерний малик русака, только что вставшего с логова, то в мелкую и легкую порошу за ним, без сноровки, проходишь до полдён: русак сначала бегает, играет и греется, потом ест, потом опять резвится, жирует, снова ест и уже на заре отправляется на логово, которое у него бывает по большей части в разных местах, кроме особенных исключений; сбираясь лечь, заяц мечет петли (от двух До четырех), то есть делает круг, возвращается на свой малик, вздваивает его, встраивает и даже четверит, прыгает в сторону, снова немного походит, наконец после последней петли иногда опять встраивает малик и, сделав несколько
самых больших прыжков, окончательно ложится на логово; случается иногда, что место ему не понравится, и он выбирает другое.
Неточные совпадения
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это
самая дальняя мера; по
большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Я не только видал это на других, но и
сам ходил по нескольку месяцев с подбитою скулою, продолжая от жадности стрелять из ружья
большими зарядами и всякий раз сбивая щеку.
Картечь есть не что иное, как маленькие пулечки или огромные дробины, несравненно крупнее безымянки; впрочем, величина их бывает различная, смотря по надобности;
самую крупную картечь употребляют для зверей, как-то: медведей, волков, оленей и проч., а маленькую — для
больших птиц, собравшихся в стаи, для лебедей, гусей, журавлей и дроф.
Но, по-моему, и это не нужно: у всякой,
самой вежливой, старой собаки есть какие-нибудь свои привычки; молодая сейчас переймет их, да и две собаки вместе всегда
больше горячатся и одна другую сбивают.
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно быть обязанным
самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем
больше будет промахов.
Фигура яиц, общая всем куличьим яйцам, имеет ту особенность, что нижний конец их представляет острый угол и
большая ширина яйца находится только в
самом верху тупого конца, а не в середине.
Когда попадет в сило один дупель, начнет биться и трепетаться, другие кинутся его бить и попадают в силья
сами:
большая часть из них удавливается.
Он телом поменьше болотного кулика, не его ноги и шея, относительно величины, очень длинны, и красноножка с первого взгляда покажется
больше, нежели он есть в
самом деле.
Народ говорит, что пигалица кричит: «чьи вы, чьи вы?» — Весною чибисы появляются по
большей части порознь или
самыми небольшими станичками, около десятка, а осенью к отлету собираются в огромные станицы.
Но есть родники совсем другого рода, которые выбиваются из земли в
самых низких, болотистых местах и образуют около себя ямки или бассейны с водой,
большей или меньшей величины, смотря по местоположению: из них текут ручьи.
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже вся птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь в дальний поход, появляются по голым берегам
больших рек, и то на
самое короткое время. Все это для стрельбы не представляет никаких удобств.
Дворовые русские гуси, по
большей части белые или пегие, бывают иногда совершенно похожи пером на диких, то есть на прежних
самих себя.
Она была несколько
больше самой крупной дворовой утки; перья имела светло-коричневого цвета, испещренные мелкими темными крапинками; глаза и лапки красные, как киноварь, а верхнюю половинку носа — окаймленную такого же красного цвета узенькою полоскою; по правильным перьям поперек крыльев лежала голубовато-сизая полоса; пух был у ней розовый, как у дрофы и стрепета, а жир и кожа оранжевого цвета; вкус ее мяса был превосходный, отличавшийся от обыкновенного утиного мяса; хвост длинный и острый, как у селезня шилохвости, но
сама она была утка, а не селезень.
Многие охотники говорили мне, что есть две породы серых уток, сходных перьями, но различающихся величиною. Сначала я
сам разделял это мнение, потому что точно в величине их замечал
большую разницу; впоследствии же убедился, что она происходит от разности возраста. Впрочем, все еще остается некоторое сомнение, и я предоставляю решить его опытнейшим охотникам.
Я еще помню, что около
самых деревень, куда, бывало, ни взглянешь, везде по сурчинам [Сурчинами называются бугорки, насыпанные сурками при рытье своих нор, которые бывают очень глубоки, всегда имеют два входа и проводятся под землею на довольно
большое расстояние.
Старинные охотники, да и теперь охотники деревенские, дорожат журавлями за их величину: хотя мясо и жестковато, зато есть, что поесть. Я должен признаться, что в молодости
сам с
большим увлечением гонялся за ними, жадничая убить такую крупную дичь.
Дробь надобно употреблять по
большей части 5-го нумера, потому что стрепет не из крепких птиц. Впрочем, для напуганных стрепетов нужен и 4-й нумер; для
больших же стай на дальную меру иногда пустить в дело и
самые крупные сорты дроби.
Тут молодой, горячий охотник может много посеять дроби по зеленой степи, не убив ни одного
большого кроншнепа, особенно если станет употреблять не
самые крупные сорты дроби.
[Я встретил охотника, который
сам не видал, но слышал, что в губерниях более южных осенью бывают пролетные стаи] Я очень любил их стрелять, и каждый год с
большим нетерпением ожидал мелодических, серебряных звуков, льющихся с неба из невидимых стай озимых кур, вертящихся в вышине с удивительною быстротою и неутомимостью.
Хищные птицы также в лесах выводят детей, устраивая гнезда на главных сучьях у
самого древесного ствола:
большие и малые ястреба, луни, белохвостики, копчики и другие.
Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев — по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья — темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной — сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до
самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные,
большие и крепкие.
Рябчика во многих местах называют рябцом; имена эти он вполне заслуживает: он весь рябой, весь пестрый. Величиною рябчик,
самый старый, немного
больше русского голубя, но будет несколько покруглее и помясистее.
Нельзя сказать, чтоб дрозды и с прилета были очень дики, но во множестве всякая птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным на
большом пространстве, по мелкому голому лесу или также по голой еще земле, весьма неудобно: сейчас начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они
сами пугают друг друга, и много их в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный охотник, что ему случилось в одну весьма холодную зиму убить на родниках в одно поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое] хотя с прилета и дорожишь ими.
Это я говорю про
больших дроздов рябинников; малые же появляются позднее и всегда в небольшом числе; они гораздо смирнее и предпочтительно сидят или попрыгивают в чаще кустов, у
самых корней; их трудно было бы заметить, если б они сидели молча, но тихие звуки, похожие на слоги цу-цу, помогают охотнику разглядеть их.
С этого времени началась жестокая зима, и я до
самого великого поста лакомился от времени до времени совершенно свежими вальдшнепами, что, конечно, может считаться
большою редкостью.
По крайней мере в полтора раза, если не вдвое, был он
больше самого матерого русака!
Самый сильнейший истребитель заячьих пород — человек, и ружье еще
самое слабое орудие к их истреблению; борзые собаки и выборзки (до которых
большие охотники мордва, чуваши и татары), тенета, то есть заячьи сети, капканы — вот кто губит их тысячами.