Неточные совпадения
Я не беру на себя решение этого вопроса, но скажу, что всегда принадлежал ко второму разряду
охотников, которых нет и
быть не
может между постоянными жителями столиц, ибо для отыскания многих пород дичи надобно ехать слишком далеко, надо подвергать себя многим лишениям и многим тяжелым трудам.
Для приучения к подаванию поноски должно сначала употреблять мячики, потом куски дерева и всякие, даже железные, вещи, [Некоторые
охотники находят это вредным; они говорят, что от жесткой поноски собака
будет мять дичь; я сомневаюсь в этом] которые
может щенок схватить зубами и принести, наконец — мертвых птиц.
Следовательно, приучив сначала молодую собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом, одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых на каком угодно языке, для чего в России прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык, —
охотник может идти с своею ученицей в поле или болото, и она, не дрессированная на парфорсе,
будет находить дичь, стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это
будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но в течение года совершенно привыкнет.
Для скорейшего же усовершенствования в стрельбе собственно дичи сообщить молодым
охотникам несколько практических наблюдений, до которых, разумеется, дойдет всякий собственным опытом, но потеряет много времени, а
может быть, и охоту к ружью.
Это опасение
может войти в привычку, так укорениться, так овладеть мыслию
охотника, что он беспрестанно
будет пропускать благоприятную минуту для выстрела.
Истомленный зноем
охотник, распахнув насоренную поверхность воды кожаным картузом своим,
может утолить жажду и прохладить раскаленную солнцем голову… беды никакой не
будет: он пойдет опять ходить по болотам и разгорится пуще прежнего.
Если общество не многочисленно и все стрелки настоящие
охотники, то такая охота
может быть чрезвычайно приятна и удачна.
Я должен признаться, что никогда не любил охоты большим обществом и предпочитал охоту в одиночку, вдвоем или много втроем, ибо как скоро
будет охотников и собак много, то трудно соблюсти те условия, при которых охота
может быть удачна и весела.
Самые блистательные охотничьи выстрелы, по-моему, бывают в бекаса, когда он играет вверху, не боясь присутствия
охотника, потому что, завидя его, сейчас поднимется высоко. Бекасиной дробью редкое ружье
может достать его. Это
были мои любимые выстрелы, и в этом случае я употреблял с успехом дробь 7-го нумера, которая,
будучи покрупнее, летит дальше и бьет крепче.
Советую и всем
охотникам делать то же, и делать аккуратно, потому что птица, приколотая вскользь, то
есть так, что перо не попадет в мозг, а угодит как-нибудь мимо, также
может улететь, что со мной случалось не один раз, особенно на охоте за осенними тетеревами.
Но недолго тянется дело у
охотника — опытного и хорошего стрелка; только новичок, недавно взявшийся за ружье,
может до того разгорячиться, что задрожат у него и руки и ноги, и
будет он давать беспрестанные промахи, чему способствует близость расстояния, ибо дробь летит сначала кучей.
Он не так смирен, как другие, или,
может быть, так кажется оттого, что не стоит на одном месте, а все бежит вперед, летает очень быстро, и убить его в лет, в угон или в долки довольно трудно, а гораздо легче срезать его впоперек, когда он случайно налетит на
охотника, ибо, повторяю, полет его быстрее полета всех других куличков, после бекаса.
Ружье сильно потянуло, следовательно выстрел не
мог быть верен; но обе птицы упали; [К удивлению моему, это случалось со мной несколько раз, равно как и с другими
охотниками.
В местах привольных, то
есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами, и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на другом ночуют. Опытный
охотник все это знает, или должен знать, и всегда
может подкрасться к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете с одного озера на другое в известные часы дня.
Мясо жирного, осеннего чирка, если не пахнет рыбой, что, к сожалению, хотя редко, но бывает, я предпочитаю даже мясу кряковной утки, [Между некоторыми
охотниками существует мнение, что чирята никогда рыбы не
едят, никогда, следовательно, не
могут ею пахнуть, но оно не всегда, или, лучше сказать, не везде справедливо] в нем слышнее запах дичины.
Единственно волшебной быстроте своего нырянья обязан гоголь тем вниманием, которое оказывали ему молодые
охотники в мое время, а
может быть, и теперь оказывают, ибо мясо гоголиное хуже всех других уток-рыбалок, а за отличным его пухом
охотник гоняться не станет.
Нечего и говорить, что этот жалкий, заглушаемый шумом крик не похож на звучный, вольный перепелиный бой в чистых полях, в чистом воздухе и тишине; как бы то ни
было, только на Руси бывали, а
может быть и теперь где-нибудь
есть, страстные
охотники до перепелов, преимущественно купцы: чем громче и чище голос, чем более ударов сряду делает перепел, тем он считается дороже.
Надобно заметить, что перепелки пропадают не вдруг, а постепенно.
Быв смолоду перепелятником, то
есть охотником травить перепелок ястребом, я имел случай много раз наблюдать за постепенностью их отлета. Если б я
был только ружейным
охотником, я никогда бы не
мог узнать этого обстоятельства во всей подробности: стал ли бы я ежедневно таскаться за одними перепелками в такое драгоценное для стрельбы время?
Я знаю это по себе: я
был хороший стрелок дробью из ружья, а пулей из винтовки или штуцера не
мог попасть и близко цели; то же сказать о большей части хороших
охотников.
Без преувеличения
могу сказать, что я и другие
охотники часто делывали до обеда, то
есть до второго часа, по пятьдесят верст, гоняясь за улетающими стаями тетеревов и ошибаясь иногда в их направлении.
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, — такой человек, без сомнения,
может с большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару,
пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (за чем наблюдает его товарищ), он
может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (так выражаются этого рода
охотники)…
Хотя я сказал утвердительно в первом издании этой книги, что тяга вальдшнепов не ток, но некоторыми
охотниками были сделаны мне возражения, которые я признаю столь основательными, что не
могу остаться при прежнем моем мнении.
Очевидно, что в одиночку такая охота не заманчива, хотя очень спокойна: курить, сидеть, прохаживаться, даже лежать, если угодно, но она уже слишком недобычлива и даже
может быть скучновата, потому что иногда лет вальдшнепов располагается весьма неудачно: во всех направлениях слышны их голоса, а именно на то место, где стоит
охотник, не налетит в меру ни один, и, простояв часа три,
охотник принужден
будет воротиться домой, не разрядив даже ружья.
Неточные совпадения
Хлестаков. Вы, как я вижу, не
охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак не
могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
Простаков. Странное дело, братец, как родня на родню походить
может. Митрофанушка наш весь в дядю. И он до свиней сызмала такой же
охотник, как и ты. Как
был еще трех лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит от радости.
— Нет, я не враг. Я друг разделения труда. Люди, которые делать ничего не
могут, должны делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла
есть тьма
охотников, я не из их числа.
Губернаторша произнесла несколько ласковым и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «А, Павел Иванович, так вот как вы!..» В точности не
могу передать слов губернаторши, но
было сказано что-то исполненное большой любезности, в том духе, в котором изъясняются дамы и кавалеры в повестях наших светских писателей,
охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего тона, в духе того, что «неужели овладели так вашим сердцем, что в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
— Кстати, знаете, Туробоев, меня издавна оскорбляло известное циническое ругательство. Откуда оно? Мне кажется, что в глубокой древности оно
было приветствием, которым устанавливалось кровное родство. И —
могло быть приемом самозащиты. Старый
охотник говорил: поял твою мать — молодому, более сильному. Вспомните встречу Ильи Муромца с похвальщиком…