Неточные совпадения
Какой-нибудь дикарь, бродя по берегам реки или моря для добывания себе скудной пищи или беспечно отдыхая под тенью крутого берега и растущих на нем деревьев, приметил стаи рыб, плавающих около берегов; видел, как голодные рыбы жадно хватают падающих на поверхность
вод разных насекомых и древесные листья, и, может
быть, сам бросал их в
воду, сначала забавляясь только быстрыми движениями рыб.
Такие складные удилища, хорошо отделанные, с набалдашником и наконечником, имеют наружность толстой красивой палки; кто увидит их в первый раз, тот и не узнает, что это целая удочка; но, во-первых, оно стоит очень недешево; во-вторых, для большой рыбы оно не удобно и не благонадежно: ибо у него гнется только верхушка, то
есть первое коленце, состоящее из китового уса или камышинки, а для вытаскивания крупной рыбы необходимо, чтобы гибь постепенно проходила сквозь удилище по крайней мере до половины его; в-третьих, его надобно держать всегда в руках или класть на что-нибудь сухое, а если станешь класть на
воду, что иногда неизбежно, то оно намокнет, разбухнет и даже со временем треснет; к тому же размокшие коленца, покуда не высохнут, не
будут свободно вкладываться одно в другое; в-четвертых, все это надо делать неторопливо и аккуратно — качества, противоположные натуре русского человека: всякий раз вынимать, вытирать, вкладывать, свинчивать, развинчивать, привязывать и отвязывать лесу с наплавком, грузилом и крючком, которую опять надобно на что-нибудь намотать, положить в футляр или ящичек и куда-нибудь спрятать…
Выгода таких лес состоит в том, что они,
будучи без узлов и не имея упругости, извиваются по движению
воды, разнообразят и представляют натуральным, как будто шевелящимся, вид насаженного червяка или чего-нибудь другого; когда же насадка и конец шелковой зеленой лесы лежат на дне, то она совершенно походит на волокны длинного водяного моха, называемого водяным шелком.
Есть еще наплавки, получаемые из-за границы, сделанные из одного гусиного толстого пера и устроенные точно так же, как сейчас описанные мною наплавки; но они пригодны только для удочки наплавной, без грузила, ибо слишком легки; притом толстый конец пера, в котором утверждается петелька, обыкновенно заклеивается сургучом или особенною смолою; если
вода как-нибудь туда проникнет, то наполнит пустоту пера, и наплавок
будет тонуть; притом они не видки на
воде.
В этом всякий наблюдательный охотник может убедиться собственными глазами, когда
будет удить в светлых
водах.
При раннем весеннем уженье, которое может иногда начинаться в исходе апреля, когда в реках еще много
воды и они бегут быстрее обыкновенного, надобно грузило прибавить, чтобы крючок опускался как можно глубже, потому что удить приходится в натяжку, то
есть леса стремлением
воды будет натягиваться и крючок не
будет касаться дна, а это весной необходимо.
В реках не запруженных, текущих вольно, собственною массою
воды, обыкновенно выбирают для уженья омуты, то
есть глубокие места, где
вода вдруг теряет свою быстроту, падая в яму; потом, завертывая назад около берега, она встречается с верхнею, текучею струею, борется с нею и, наконец, теряет свое стремление: из этой борьбы образуется тишина; в таких тихих омутах постоянно держится рыба.
В тихое время и на тихой
воде, в верховьях прудов, где материк стоит наравне с берегами, обросшими лесом, листья застилают
воду иногда так густо, что трудно закинуть удочку, и если грузило легко, то крючок с насадкой
будет лежать на листьях; разумеется, надобно добиться, чтобы крючок опустился и наплавок встал; удить надобно всячески, то
есть и очень мелко и глубоко, потому что рыба иногда берет очень высоко, под самыми листьями, а иногда со дна.
Во всякое время года выгодны для уженья перекаты (мелкие места реки), устья впадающих речек и ручьев, ямы, выбитые падением
воды под мельничными колесами и вешняками. Перекаты — проходное место рыбы, переплывающей из одного омута в другой, скатывающейся вниз, когда
вода идет на убыль, и стремящейся вверх, когда
вода прибывает; перекаты всегда быстры, следовательно удить надобно со дна и с тяжелыми грузилами. Течение
воды будет тащить и шевелить насадку на крючке, и проходящая рыба станет хватать ее.
Прикормкою называются бросаемые в
воду хлеб, хлебные зерна, квасная гуща, червячки и вообще все то, что
ест рыба.
Разумеется, мы говорим о прикормке постоянной, которую хорошо приготовлять следующим образом: берутся хлебные зерна ржи, овса, пшеницы или какие
есть; прибавляются отруби, корки ржаного хлеба, особенно пригорелые (рыба далеко слышит их запах), все это кладется в чугун, наливается
водой и ставится в жаркую печь, сутки на двое так, чтобы совершенно разопрело.
Постоянною называется опущение в
воду, на самое дно, мешка с прикормкою, сейчас мною описанною; величина мешка произвольная, но весьма достаточно, если он
будет четверти две с половиной в длину и полторы в ширину.
Если бы кто-нибудь вздумал спросить меня хотя ради шутки: что я разумею под словами «нравы рыб?», то я отвечал бы, что под этими словами я разумею вообще природные свойства рыб, то
есть в каких
водах преимущественно любят жить такие-то породы рыб, что составляет их любимую пищу, в какое время года и в какое время дня держится рыба в таких-то местах, и проч. и проч.
Чем жарче погода, тем надобно удить ранее: среди лета, в ясные знойные дни, едва блеснет белая полоса на востоке, охотник должен
быть на месте уженья: мы разумеем уженье крупной рыбы и особенно на прикормленном месте; покуда рыбак бросит прикормку, разовьет и насадит старательно удочки, уже займется заря, начнут выскакивать пузыри со дна на поверхность
воды от идущей со всех сторон рыбы, и клев наступает немедленно.
Надобно быстро подсечь, и если рыба невелика, то легонько ее вытащить; если же вы послышите большую рыбу, то после подсечки, которая должна
быть довольно сильна, чтобы жало крючка могло вонзиться глубже, надобно дать ей свободу ходить на кругах, не ослабляя лесы, и не вдруг выводить на поверхность
воды, а терпеливо дожидаться, когда рыба утомится и сделается смирна; тогда, смотря по удобству берега или подведя поближе, взять ее рукою под жабры, если берег крут — или вытащить ее таском, если берег полог, для чего надобно отбежать назад или в сторону.
При вытаскивании крупной рыбы без сачка, увидев и услышав ее, надобно подводить к берегу, особенно крутому, в таком положении, чтобы голова рыбы и верхняя часть туловища
были наружи и приподняты кверху: само собою разумеется, что это можно сделать с толстой крепкой лесою, в противном случае надобно долго водить рыбу сначала в
воде, потом на поверхности и подтаскивать ее к берегу очень бережно, не приподымая уже головы рыбьей кверху, и потом взять ее рукою, но непременно в
воде.
Никогда не должно спешить отдеванием зацепившейся удочки. Очень часто бывает, что рак затаскивает крючок в нору, а рыба — под берег. Удилище надобно положить, не натягивая лесы; нередко случается, что через несколько времени удочка отцепится сама, то
есть ее отцепит рыба, или выпустит рак, или вымоет из берега
водой.
Через полчаса я вижу, что вдруг наплавок исчез, лесу натянуло и тащит в
воду, даже удилище; я схватил его и выволок большого окуня: насадка
была раковая.
Многие из них имеют такую мелкую икру и в таком множестве, что если б она оплодотворялась и выводилась вся, то каждая рыба производила бы ежегодно, может
быть, миллион себе подобных и для помещения их недостало бы
воды на земной поверхности.
Кроме хищных и нехищных рыб, немало также
поедает икру птица; самые главные истребительницы — утки, чайки и вороны: утки и чайки хватают ее, плавающую в
воде, даже ныряют за ней, а вороны достают ее сухопутно, ходя по берегам и по мелкой
воде, преимущественно около трав, куда икру прибивает ветром и где она, прилипнув к осоке или камышу, на которые всплескивается волнами, часто обсыхает и пропадает даром.
Говорят и пишут, что щуки живут до трехсот лет, а карпии — более ста, чему, как уверяют печатно,
были деланы несомненные опыты, ибо в пруды, которые никогда не сходят, но освежаются проточною
водою или внутренними родниками, пускали маленьких щук и карпий с золотыми или серебряными кольцами, продетыми сквозь щечную кость, с означением на кольцах года: таких рыб ловили впоследствии (разумеется, уже потомки) и убедились по надписям годов в их долговечности.
Итак, из всего мною сказанного следует заключить, что
есть какие-нибудь другие условия, при содействии которых дохнет рыба под льдом, но что независимо от этих причин рыба отдыхает, если
будет увеличено сообщение
воды с атмосферическим воздухом, и что содержание больших прорубей, ежедневно вычищаемых не только на прудах, не имеющих течения, и озерах, но даже на прудах проточных и даже на тихих омутистых реках, покрывающихся сплошным льдом, — для сохранения здоровья рыбы весьма полезно.
Один раз (в исходе июля), подъезжая к пруду, я увидел, что все берега белелись, точно по краям
воды лежал снег; подошед ближе, я рассмотрел, что это
была снулая рыба: окуни, плотва, язики, головлики и небольшие щурята.
Через несколько дней клев начался по-прежнему, и в рыбе не
было заметно никакого уменьшения: в окружных
водах рыба осталась совершенно здоровою.
Очевидно, что это не
была общая эпидемия и что причина ее
была местная, находившаяся только в Сомынском пруде, в
воде которого, однако, никакой перемены я заметить не мог.
Через час или менее, смотря по качеству и количеству отравы, рыба делается пьяною, одурелою: выходит на мель, всплывает на поверхность
воды, кружится, мечется, тычется в берега, даже иногда выскакивает на них и особенно забивается в камыши и травы, где они
есть.
Это инстинктивное стремление бывает так сильно, что не видавши трудно поверить: несмотря на ужасную быстрину, с которою летит спертая полая
вода, вырываясь в вешняках или спусках из переполненных прудов, рыба доходит до самого последнего, крутого падения
воды и, не имея уже никакой возможности плыть против летящего отвесного вниз каскада — прыгает снизу вверх; беспрестанно сбиваемые силою
воды, падая назад и нередко убиваясь до смерти о деревянный помост или камни, новые станицы рыб беспрестанно повторяют свои попытки, и многие успевают в них, то
есть попадают в пруд.
Но как скоро дрогнет
вода, то
есть пойдет на убыль, рыба поворачивает назад и с таким же стремлением скатывается вниз, с каким до сих пор шла вверх, для чего немедленно бросается она из мелких мест в глубокие, из разливов — в материк.
В проточных небольших родниковых прудах, имеющих всегда свежую и даже холодную
воду, которые весной мало прибывают от полой
воды и никогда не уходят, спуски которых всегда загораживаются решетками и верховья мелки,
будет жить всякая рыба, хотя бы температура
воды не сходствовала с натурою рыбы, но
будет только жить, а не водиться: даже не достигнет полной природной величины своей.
Самый лучший способ, да и более удающийся, к разведению известных рыбьих пород в проточных и непроточных прудах, в которых они сами собой не держатся или не заводятся, состоит в следующем: надобно ловить рыбу, которую желаешь развесть, перед самым метаньем икры; на каждых шесть икряных самок отобрать по два самца с молоками, посадить их в просторную сквозную огородку или сажалку, устроенную в назначенном для того пруде; когда из выметанной в свое время икры выведется рыбешка и несколько подрастет — загородку разобрать всю и рыбу выпустить в пруд: старая уйдет, а молодая останется и разведется иногда, если температура
воды не
будет уже слишком много разниться с тою, в которой
была поймана старая рыба.
Один раз, в исходе лета, при мне чистили сруб родникового колодца, глубиною с лишком в два аршина, который весеннею полою
водою поднимался и
был доверху занесен земляным илом и тиной очень плотно; не знаю, почему он не
был вычищен ранее.
Я сейчас говорил о том, как иногда бывает трудно разводить некоторые породы рыб в такой
воде, где прежде их не
было; но зато сама рыба разводится непостижимым образом даже в таких местах, куда ни ей самой, ни ее икре, кажется, попасть невозможно, как, например: в степных озерах, лежащих на большом расстоянии от рек, следственно не заливаемых никогда полою
водою, и в озерах нагорных.
Не знаю, что теперь находится на их вершинах, но лет пятьдесят тому назад на двух из них
были небольшие озера с чистою и холодною
водою, и в одном озерке, кажется на горе Юрак-Тау, водились караси, а может
быть, и другая рыба.
Будучи посажены в пруды, размножаются и в них изобильно, особенно, если
вода чиста (иногда живут и в нечистой, что, впрочем, редкость); но в маленьких прудках они бывают мелки, а в больших проточных прудах и реках необыкновенно крупны.
2) Можно удить без наплавка с грузилом очень тяжелым, находящимся в расстоянии двух и даже трех четвертей от крючка: грузило ляжет на дно, а леса с червяком
будет извиваться по течению
воды.
Редко случается, чтоб охотник занимался их уженьем; но что бы вы ни удили, только бы крючок
был насажен навозным червяком, уклейка не оставит схватить его, испортить или попасть на удочку при первом погружении крючка в
воду: разумеется, это делается там, где уклейки очень много.
Имя ерша, очевидно, происходит от его наружности: вся его спина, почти от головы и до хвоста, вооружена острыми, крепкими иглами, соединенными между собой тонкою пестрою перепонкою; щеки, покрывающие его жабры, имеют также по одной острой игле, и когда вытащишь его из
воды, то он имеет способность так растопырить свои жабры, так взъерошить свой спинной гребень и загнуть хвост, что название ерша, вероятно,
было ему дано в ту же минуту, как только в первый раз его увидел человек.
Язь берет верно и прямо утаскивает наплавок в
воду; подсечка должна
быть скорая, решительная, но не слишком крепкая и не порывистая.
Надобно осторожно, утомив наперед, выводить его на поверхность
воды и наблюдать, чтобы круги, которые он станет давать,
были не слишком широки: иначе ему
будет легко, бросившись в сторону, натянуть лесу и оборвать.
Но бог знает, справедливо ли это объяснение: сторожкая, пугливая рыба, увидев какую бы то ни
было движущуюся фигуру, может уплыть прочь, спрятаться — это понятно; но дальнейших соображений осторожности я не признаю: почему же головли берут редко и в глубоких местах, в
воде непрозрачной, где рыбака решительно не видно?
Между тем вдруг головль сделал отчаянный прыжок и выскочил на густую осоку, которая свесилась с берега и
была поднята подтопившею его
водою: стоило только осторожно взять головля рукой или накрыть его сачком и вытащить на берег таском; но я, столь благоразумный, терпеливый, можно сказать искусный рыбак, соблазнился тем, что рыба лежит почти на берегу, что надобно протащить ее всего какую-нибудь четверть аршина до безопасного места, схватил за лесу рукою и только натянул ее — головль взметнулся, как бешеный, леса порвалась, и он перевалился в
воду…
В самом деле, это
было забавное зрелище: как скоро бросят калач в
воду, то несколько из самых крупных карпий (а иногда и одна) схватят калач и погрузят его в
воду; но, не имея возможности его откусить, скоро выпустят изо рта свою добычу, которая сейчас всплывет на поверхность
воды; за нею немедленно являются и карпии, уже в большем числе, и с большею жадностью и смелостью схватывают калач со всех сторон, таскают, дергают, ныряют с ним, и как скоро он немного размокнет, то разрывают на куски и проглатывают в одну минуту.
Самый клев линей в реках (правильнее сказать: в заливах рек, и то в самых тихих, и то рано весною), озерах и прудах начинается сейчас по слитии вешних
вод; летом они берут уже в одних прудах, то
есть в их травянистых полоях и верховьях, изредка даже в материке пруда; но в реке незапруженной летом уже ни за что линя не выудишь.
Но несколько лет тому назад прислал мне зимой в Москву один приятель (Ф. И. Васьков) несколько мерзлых карасей, пойманных в Костромской губернии; все они
были необыкновенной величины, или, лучше сказать, толщины, потому что карась, достигнув двух четвертей с небольшим длины, начинает расти только в толщину; один из обитателей Чухломских
вод весил девять фунтов!
Тут везде
есть копаные пруды, иногда очень большие и глубокие, поддерживаемые открывшимися на дне родниками и оттого всегда имеющие хорошую
воду; карасей разведено почти везде множество, и я волею-неволею полюбил это уженье.
Я очень часто замечал, что в реке карасей, по-видимому, нет, а во всех озерках и заводках, наливающихся припруженною
водою этой же самой реки, везде
есть караси.
Вот какое тому доказательство видел я сам: в двух верстах от меня, в мордовской деревушке Киватское,
была прорванная мельничная плотина, брошенная более десяти дет; против того места, где
был прежде вешняк, всегда стояла, полная с краями, глубокая яма
воды, студеной, как лед, из которой вытекал ручеек: несомненный признак, что в яме
был родник.
Уж право и не знаю, откуда произвести его ими. Не происходит ли оно от глагола окунать: ибо окунь всегда окунает, то
есть погружает в
воду, наплавок, и даже не один раз, если кусок, им заглатываемый, слишком велик?.. Но я нисколько не стою за такое словопроизводство.
В реках, озерах, в прудах проточных и даже непроточных, лишь бы
вода была свежа, он разводится изобильно.
Самый богатый клев окуней — в августе и в начале сентября, когда от легких морозов
вода сделается чище, прозрачнее и им
будет не так удобно ловить мелкую рыбу.