Я собрался прежде всех: уложил свои книжки, то есть «Детское чтение» и «Зеркало добродетели», в которое, однако, я
уже давно не заглядывал; не забыл также и чурочки, чтоб играть ими с сестрицей; две книжки «Детского чтения», которые я перечитывал уже в третий раз, оставил на дорогу и с радостным лицом прибежал сказать матери, что я готов ехать и что мне жаль только оставить Сурку.
Я испугался и, все еще не понимая настоящего дела, спросил: «Да как же дедушка в залу пришел, разве он жив?» — «Какое жив, — отвечала Параша, —
уж давно остамел; его обмыли, одели в саван, принесли в залу и положили на стол; отслужили панихиду, попы уехали [Про священника с причтом иногда говорят в Оренбургской губернии во множественном числе.
Неточные совпадения
Тут следует большой промежуток, то есть темное пятно или полинявшее место в картине
давно минувшего, и я начинаю себя помнить
уже очень больным, и не в начале болезни, которая тянулась с лишком полтора года, не в конце ее (когда я
уже оправлялся), нет, именно помню себя в такой слабости, что каждую минуту опасались за мою жизнь.
Мать скоро легла и положила с собой мою сестрицу, которая
давно уже спала на руках у няньки; но мне не хотелось спать, и я остался посидеть с отцом и поговорить о завтрашней кормежке, которую я ожидал с радостным нетерпением; но посреди разговоров мы оба как-то задумались и долго просидели, не говоря ни одного слова.
Я забыл сказать, что Агафья
уже была
давно отставлена.
При этом счете многие сбивались, и мне самому казался он непонятным и мудреным, хотя я
давно уже выучился самоучкой писать цифры.
Приходская церковь наша стояла на возвышении, и снег около нее
давно уже обтаял.
Белая вошла в межень, улеглась в своих песках;
давно уже зеленели поля и зазеленела урема за рекою — а мы все еще не ехали.
Мать, удостоверившись, что мои ноги и платье сухи, напоила меня чаем и уложила спать под один полог с сестрицей, которая
давно уже спала, а сама воротилась к гостям.
Давно уже поспела полевая клубника, лакомиться которою позволяли нам вдоволь.
Сестрица моя
давно уже спала, а наконец и меня посетил благодетельный сон.
Все
уже, как видно,
давно проснулись, и милая моя сестрица что-то кушала; она приползла ко мне и принялась меня обнимать и целовать.
В Уфе все знакомые наши друзья очень нам обрадовались. Круг знакомых наших, особенно знакомых с нами детей, значительно уменьшился. Крестный отец мой, Д. Б. Мертваго, который хотя никогда не бывал со мной ласков, но зато никогда и не дразнил меня —
давно уже уехал в Петербург. Княжевичи с своими детьми переехали в Казань; Мансуровы также со всеми детьми куда-то уехали.
Писать прописи я начал
уже хорошо, арифметика была
давно брошена.
Трава поблекла, потемнела и прилегла к земле; голые крутые взлобки гор стали еще круче и голее, сурчины как-то выше и краснее, потому что листья чилизника и бобовника завяли, облетели и не скрывали от глаз их глинистых бугров; но сурков
уже не было: они
давно попрятались в свои норы, как сказывал мне отец.
Я
давно уже перестал гулять и почти все время проводил с матерью в ее новой горнице, где стояла моя кроватка, лежали мои книжки, удочки, снятые с удилищ, и камешки.
Прасковья Ивановна
давно уже проснулась, как мы узнали от Параши, оделась и кушала чай в своей спальне.
Они сказали нам, что старого мельника не могут найти, что много народа с шестами и баграми переехало и перебралось кое-как через стари́цу и что теперь хоть и найдут утопленника, да
уж он
давно захлебнулся.
Давно уже прошло обычное время для обеда, который бывает ранее в день разговенья.
В прекрасный летний день, когда солнечные лучи
давно уже поглотили ночную свежесть, подъезжали мы с отцом к так называемому Потаенному колку, состоящему по большей части из молодых и
уже довольно толстых, как сосна прямых, лип, — колку,
давно заповеданному и сберегаемому с особенною строгостью.
Страх
давно уже овладевал мною, но я боролся с ним и скрывал, сколько мог; когда же берег стал уходить из глаз моих, когда мы попали на стрежень реки и страшная громада воды, вертящейся кругами, стремительно текущей с непреодолимою силою, обхватила со всех сторон и понесла вниз, как щепку, нашу косную лодочку, — я не мог долее выдерживать, закричал, заплакал и спрятал свое лицо на груди матери.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что
уж давно не барская, // А наша полоса!
Во дни веселий и желаний // Я был от балов без ума: // Верней нет места для признаний // И для вручения письма. // О вы, почтенные супруги! // Вам предложу свои услуги; // Прошу мою заметить речь: // Я вас хочу предостеречь. // Вы также, маменьки, построже // За дочерьми смотрите вслед: // Держите прямо свой лорнет! // Не то… не то, избави Боже! // Я это потому пишу, // Что
уж давно я не грешу.
Неточные совпадения
Влас отвечал задумчиво: // — Бахвалься! А
давно ли мы, // Не мы одни — вся вотчина… // (Да… все крестьянство русское!) // Не в шутку, не за денежки, // Не три-четыре месяца, // А целый век… да что
уж тут! // Куда
уж нам бахвалиться, // Недаром Вахлаки!
Давно уж меру всякую // Как в гневе, так и в радости // Последыш потерял.)
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, //
Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так
уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Пан усмехнулся: «Спасения // Я
уж не чаю
давно, // В мире я чту только женщину, // Золото, честь и вино.
И то
уж благо: с Домною // Делился им; младенцами //
Давно в земле истлели бы // Ее родные деточки, // Не будь рука вахлацкая // Щедра, чем Бог послал.