Нередко стоял перед отцом слепой старик,
поверенный Пантелей Григорьич (по прозвищу, никогда не употребляемому, Мягков), знаменитый ходок по тяжебным
делам и знаток
в законах, о чем, разумеется, я узнал после.
Он полечился
в Москве с год и потом переехал с своей женой и дочкой Настенькой
в Багрово; но и слепой, он постоянно занимался разными чужими тяжебными
делами, с которыми приезжали к нему
поверенные, которые ему читались вслух и по которым он диктовал просьбы
в сенат, за что получал по-тогдашнему немалую плату.
Мать,
в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие
в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их
в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни
в какие хозяйственные
дела, ни
в свои, ни
в крестьянские, а все предоставила своему
поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе
в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то
в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть
в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться
в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Вдруг получил он письмо от Михайлушки, известного
поверенного и любимца Прасковьи Ивановны, который писал, что по тяжебному
делу с Богдановыми отцу моему надобно приехать немедленно
в Симбирск и что Прасковья Ивановна приказывает ему поскорее собраться и Софью Николавну просит поторопиться.
Отец мой целые
дни проводил сначала
в разговорах с слепым
поверенным Пантелеем, потом принялся писать, потом слушать, что сочинил Пантелей Григорьич (читал ученик его, Хорев), и, наконец,
в свою очередь, читать Пантелею Григорьичу свое, написанное им самим.