Спутанные
шелковые кудри свалились к нему на лоб и закрывали глаза, но он не поправлял их, отдавшись целиком тому подмывавшему чувству, которое, как набежавшая волна прилива, тихо поднимало и несло куда-то вдаль.
Сплесни, ненаглядный, руками, // Сокольим глазком посмотри, // Тряхни
шелковыми кудрями, // Сахарны уста раствори!
— И эта прекрасная голова упадет под рукою казни… — продолжал шепотом Вадим… — эти мягкие,
шелковые кудри, напитанные кровью, разовьются… ты помнишь клятву… не слишком ли ты поторопилась… о мой отец! мой отец!.. скоро настанет минута, когда беспокойный дух твой, плавая над их телами, благословит детей твоих, — скоро, скоро…
Клянуся небом я и адом, // Земной святыней и тобой, // Клянусь твоим последним взглядом, // Твоею первою слезой, // Незлобных уст твоих дыханьем, // Волною
шелковых кудрей, // Клянусь блаженством и страданьем, // Клянусь любовию моей:
Неточные совпадения
На голове ее был красный
шелковый платок; жемчуги или бусы в два ряда украшали ее наушники; две-три длинные, все в завитках,
кудри выпадали из-под них на ее высохшую шею с натянувшимися жилами.
Nicolas Веревкин, первенец Агриппины Филипьевны и местный адвокат, представлял полную противоположность Виктору Васильичу: высокий, толстый, с могучей красной шеей и громадной, как пивной котел, головой, украшенной
шелковыми русыми
кудрями, он, по своей фигуре, как выразился один местный остряк, походил на благочестивого разбойника.
Правда: комнатка твоя выходила в сад; черемухи, яблони, липы сыпали тебе на стол, на чернильницу, на книги свои легкие цветки; на стене висела голубая
шелковая подушечка для часов, подаренная тебе в прощальный час добренькой, чувствительной немочкой, гувернанткой с белокурыми
кудрями и синими глазками; иногда заезжал к тебе старый друг из Москвы и приводил тебя в восторг чужими или даже своими стихами; но одиночество, но невыносимое рабство учительского звания, невозможность освобождения, но бесконечные осени и зимы, но болезнь неотступная…
Это был красивый мужик лет сорока с широким бородатым лицом и русыми
кудрями, которые лезли из-под шляпенки во все стороны
шелковыми кольцами.